Поэтому я пристроилась неподалеку, в зале ожидания. Мне хорошо было видно площадку, на которой располагалось кафе. Наверное, и меня было неплохо видно, но подруг я не интересовала в данный момент.
Сначала разговор шел вяло, неуверенно, чувствовалось, что женщины подбирают слова для начала серьезной беседы. Потом более чувствительная Юля заплакала. Глядя на нее, достала платок и Ирина. Теперь они перебивали друг друга, стараясь выговориться, объясниться, оправдать себя в глазах друг друга. Уже объявили посадку, а они все сыпали и сыпали словами. И стоило ссориться из-за мужика?
Наконец женщины встали, Юля проводила Ирину до вагона, дождалась, пока та скрылась в купе, и вышла на стоянку такси. Я подкатила к ней со спины и нажала на кнопку клаксона. Юля узнала мою машину. По дороге домой я еще раз напомнила ей, что, если кто-то станет интересоваться исчезновением Ирины, она ни в коем случае не должна проявлять свою осведомленность, даже если этими «кто-то» будут работники милиции. У ее дома мы распрощались: подруга Ирины сыграла свою роль, больше ее услуги мне не требовались.
Дома я застала редкую идиллию: Ариша и Алина мирно распивали в саду чай из больших глубоких чашек. В огромном блюде горой лежали какие-то гигантские плюшки, над вазочкой с вареньем одиноко кружила последняя осенняя оса. Дед настороженно относился к моей подруге, уж больно много сумятицы вносила она в наш спокойный размеренный быт. При ее обычно громком появлении он старался незаметно скрыться у себя в комнате, а если дело происходило вечером, на всю ночь удирал в казино. Алина же искренне любила Аришу и поэтому никогда не обижала его невниманием: охватывала своей заботой не меньше, чем меня. Но сегодня был редкостный день перемирия. Ариша любил вкусно покушать, а бабушка Алины пекла потрясающие пироги необъятных размеров, поэтому причину сегодняшнего благодушия деда я угадала сразу.
– Полетт, ты вовремя, – воскликнул Ариша, – плюшки еще сохранили сдобное тепло русской печки.
– Что вы, Аристарх Владиленович, откуда в городской квартире печка? Бабуля печет в духовке. А в том, что Полиночка пришла вовремя, вы не ошиблись. Пока не стемнело, надо заняться начертанием защитного поля.
– Начертанием чего? – переспросила я.
– Защитного поля. Ты не видишь, что творится в вашем доме? Я вчера телевизор включила, а там белый шум. Вот страху натерпелась!
– Алина, я не знаю, что такое белый шум.
– Ты ничего не знаешь. Это когда телевизор включаешь, а там такое: «ш-ш-ш» и серое мельтешение.
– И что в этом такого страшного?
– Деревня! Белый шум – это канал для потусторонних сил. Если долго-долго сидеть перед таким экраном, сосредоточиться, исключить все, что может их испугать, то вскоре на экране появятся духи, а сквозь шипение – слова. Сейчас это самый модный способ общения с ними. И самый страшный. Зато для духов удобно. Раньше они могли показываться только избранным, а сейчас увидеть и услышать их может любой.
– Ты бы меньше всякую фигню читала, – посоветовала я, – а от телевизора в гостевой комнате просто кабель отошел, когда ты перестановку делала. Иди проверь, все работает.
– Фигушки! Кабель сам отойти не может, он крепко сидит. Это его духи выдернули, чтобы передать мне какую-то информацию. А я забоялась. И вообще, я слышала, что хорошего они все равно ничего не скажут, а человек, который их увидит, обречен.
– Придумают же, – усмехнулся дед, – мало им старых способов общения с потусторонним миром, зачем- то новые изобретают.
– Это вовсе не новый способ, – повернулась к нему Алина, – белый шум можно увидеть и в падающей воде, водопаде, например, и в тумане. Просто в телевизоре удобнее. Не надо ехать к водопаду и ждать тумана. И хватит заговаривать мне зубы, иди работать.
– Алинка, раз уж ты являешься кошмаром нашего дома, то будь последовательна, – простонала я, – сначала накорми, напои, а уж потом и в печь суй. У меня с утра чашки кофе во рту не было.
– Тебе бы только есть! Скоро в дверь не пролезешь, – несправедливо обругала меня подруга, – давай, плюшку в зубы, и работать.
– Ариша, ты, в конце концов, несешь за меня ответственность. Внучка я тебе или кто? Укроти эту фурию, дай мне спокойно отдохнуть.
Дедуля выторговал для меня полчаса, после чего Алина вручила мне обыкновенный школьный мелок и проинструктировала:
– Ты рисуешь от того угла до конца забора, я иду против часовой стрелки. Рисуй четко, жирно, линия ни за что не должна прерываться.
– Мы выводим тараканов? – вяло поинтересовалась я.
– Мы строим защиту от нечистой силы. Классику читать надо, Гоголя всякого. Пока Хома не посмотрел в глаза Вию, защиту даже гробом пробить невозможно было.
– А откуда я узнаю, кто Вий и кому нельзя смотреть в глаза?
– Я тебе скажу, – отмахнулась подруга.
– Думаешь, обычный мел поможет? – все еще надеялась на что-то я.
– Ты знаешь, сколько я за этот «обычный» отвалила? Школу на месяц мелом обеспечить можно было бы. Я его в специальном магазине купила.
По опыту я знала, что спорить с ней бесполезно и лучше сразу выполнить ее требования, чем пытаться отстрочить наказание. В районе нашего дома зрителей не наблюдалось, стоял он в тихом месте, поэтому я покорно взяла мел и принялась чиркать им по асфальту, точно следуя указаниям «чертить жирно».
Работала я сидя на корточках, и пренебрежение к занятиям физическими упражнениями скоро дало о себе знать. Ноги затекли, спину заломило и, вообще, чертить мне надоело. Я уже начала халтурить: рисовала тоненькую черту, быстро двигаясь гусиным шагом, пока не уперлась во что-то. Я подняла голову и увидела над собой молодого мужчину весьма приятной наружности. Мужчина улыбался.
Если бы он улыбался от восторга при виде молодой, ухоженной, остроумной, независимой, знающей себе цену и еще черт знает какой женщины, мне это, может быть, польстило бы. Но я увидела себя со стороны так, как видит меня он: угрюмая, губа от усердия оттопырена, от неудобной позы образовался довольно внушительный животик. Да и вообще, ползет гусиным шагом по асфальту молодая женщина, рисует полосочку. Маразм.
– Чего улыбаетесь? Помогайте.
От растерянности я иногда становлюсь хамоватой. Я выдала ему второй мелок, оставленный мне предусмотрительной Алиной, и поковыляла дальше. Мужчина немного постоял в растерянности, потом встал метрах в трех позади меня, повторил мою позу и гусиным шагом заковылял вокруг дома. Когда я дошла до его черты, я встала позади него, и так мы быстро выполнили Алинкино задание. Встретились с подругой у калитки. Алинка, открыв рот, смотрела, как солидный дядька в костюме с галстуком серьезно ползет по асфальту, очень стараясь, чтобы его полосочка была ровнее моей.
Около калитки он встал, отряхнул брюки на коленях и в растерянности поднес ладони к глазам: еще до момента отряхивания штанов я поняла, что он совершил ошибку. Ладони его были все в мелу, и его темные шерстяные брюки выглядели теперь самым позорным образом. И поделом ему, не будет соваться в чужие дела!
– Девушки, пустите в дом, а то я в таком виде в приличном обществе показываться не имею права.
– Вот еще, – фыркнула я, – сами испачкались, сами и выкручивайтесь.
– Это нечестно, – искренне возмутился он, – я пострадал оттого, что помогал вам чертить эту дурацкую полосу, вот вы и должны обо мне позаботиться.
– Конечно, конечно, – отодвинула меня Алина, – проходите в дом. Я провожу вас в ванную, а потом угощу чаем.
– Вы необыкновенно добрая девушка, – проникновенно сказал он, – в отличие от вашей сестрицы. Какая собака ее укусила?
– Не обращайте внимания, – успокоила его Алина, – вообще-то она воспитанная и незлая девушка, просто сегодня у нее такие дни…
