– Так, погоди, получается, ты освободился от грымзы?
– Получается. Теперь ничто не помешает нам любить друг друга, – вдохновенно пообещал он.
– И денег у тебя тоже нет?
– Увы. Но я что-нибудь придумаю. Можно пойти работать, например.
– И квартира, по сути, не твоя, и машина?
– Зато у меня есть твоя любовь, – постарался увести разговор в сторону от неприятной темы Сергей, – знаешь, там, за решеткой, в этой грязи и вони, мне помогла выжить только надежда на то, что на свободе ждешь меня ты. Ты не представляешь, как быстро происходит переосмысление ценностей, когда человек находится в преисподней. Не беспокойся. Мы будем работать, сначала нам будет тяжело, а потом…
– Убирайся.
– Не понял.
– Убирайся, я сказала!
В голосе девушки теперь звучал металл.
– Я и так всего лишилась, а тут еще ты: «Подайте, Христа ради». Ты совсем глупый? Не понимаешь, что теперь наши отношения невозможны?
– А любовь? Влечение? Нам было так хорошо вместе.
– Не спорю. Только ты забыл добавить самое главное. Любовь тоже хочет кушать, а влечение бывает не только сексуальное. Что ты собой представляешь без денег своей грымзы? Ноль! Очень симпатичный, гладкий, но ноль.
– Масик, – продолжал унижаться Седых, – понимаешь, я сейчас действительно в кошмарном положении. Дай мне в долг на первое время или хотя бы пусти к себе пожить. Дома так пусто и мрачно, я не привык быть совсем один.
– Без жены ему пусто, – уже совсем по-базарному закричала девушка, – ко мне прибежал. А ты думал, каково мне? Меня ограбили, унизили, чуть не убили, ты пропал, деньги кончились. А ты знаешь, какую записку мне подбросили? Знаешь, что кто-то считает, что я сплю с убийцей? Хочешь, чтобы меня тоже в тюрьму отправили? Мне и так не по себе, а тут еще и нищие на пороге клянчат. Самой жрать нечего! Пошел вон!
Послышался шум борьбы, громкий хлопок двери, тяжкий вздох.
– Я повешусь, и тебе будет стыдно, – крикнул он.
– Веревку одолжить? – глухо из-за двери парировала девица.
Спустя некоторое время, Сергей вышел из подъезда, полез в карман, пересчитал мелочь в ладони. Потом он достал было мобильник, набрал номер, досадливо отключился и положил телефон обратно в карман. Судя по тому, что перезванивать он не стал, я поняла – на телефонном счету закончились деньги. Бедняга вздохнул, поднял повыше воротник и направился пешком по улице. Вскоре стало ясно, что Сергей обходит своих многочисленных приятелей в надежде разжиться хоть небольшой суммой на первое время. Сегодня ему патологически не везло: одни быстренько сворачивали разговор, как только он признавался, что совсем недавно был под следствием, другие удивлялись, сочувствовали, но «помочь ничем не могли», третьи откровенничали на тему: «Серега, ты же сам понимаешь, что отдать в ближайшее время не сможешь, так что извини, с некредитоспособными дела не имею».
Седых пытался напомнить бывшим друзьям о тех временах, когда он, не считая денег, угощал их в ресторанах, одалживал крупные и не очень суммы, никогда не напоминая о возврате долга, но все было тщетно. Кредит доверия улетучился вместе с источником его былой щедрости, Ириной.
Погода меж тем портилась, на улице становилось холоднее, зарядил мелкий дождичек. Унылая фигурка Сергея вызывала если не сострадание, то уж точно несколько брезгливую жалость. Если бы я не знала, что он планировал сделать с любящей и ни в чем не провинившейся перед ним женщиной, может, мое сердце дрогнуло бы, и я бросила бы в его шляпу копеечку. Кстати, ему очень пойдет этот образ: красивый, в прошлом, мужчина с бледным, изможденным лицом, на паперти читает классику, что-нибудь вроде «У врат обители святой стоял, просящий подаянья, бедняк…» или «Подайте милостыню ей». Кстати, если бы он умел играть на каком-нибудь классическом музыкальном инструменте, скрипке например, он бы очень неплохо смотрелся. И чего это профессиональных попрошаек все тянет на дешевый шансон?
Увлекшись своими фантазиями, я чуть не упустила Сергея. Надо же! Стоило немного отвлечься, как ему повезло. Двое каких-то слегка подвыпивших приятелей радостно хлопали его по плечам и, похоже, совершенно не смущались его новым статусом:
– Только из ментовки? Ну, ты гляди! И как удалось отмазаться?
Седых и сам не знал причины своего освобождения, поэтому решил, что в этом сыграла роль его новообретенная душевная болезнь.
– У меня раздвоение личности. Лично сам я ни в чем не виноват, за все в ответе мое второе «я», – объяснял он.
– И в ментовке купились на эту фигню? – присвистнул один.
– Следователь понимающий попался, – пояснил Сергей, – такой душевный мужчина.
– Слушай, так это что же получается, теперь можно вытворять что хочешь, грабить, резать, насиловать, а ментам говорить, быдто ты тут ни при чем? Во всем виновато раздвоение личности?
– Вам нельзя, – с гордостью ответил Седых, – это очень редкое заболевание: бывает только у тонко развитых личностей.
– А мы, значит, грубо развитые? А я вот сейчас как огрею тебя вон тем кирпичиком и скажу, что это моя вторая личность повздорила с твоей второй, а первые наши вовсе не виноваты, а даже очень дружат. Тебе это понравится?
– Да не ссорьтесь вы, – остановил его товарищ, – идемте лучше это дело отметим. Не каждый день оттуда выходят.
– Хорошо бы, – обрадовался Сергей, – только я…
– Да брось ты, – отмахнулся его приятель, – ты теперь человек свободный, ни перед кем оправдываться не надо. Нажремся сейчас до потери человеческого облика, на люстре покачаемся, отметим.
– Да? Ну, тогда пошли, – согласился Седых. – Честно говоря, я сейчас бы слона съел. И море выпил.
Хотя я и отношусь к слонам с большой симпатией, в данный момент тоже не имела ничего против ужина в ресторане. Я припарковалась рядом, заняла столик недалеко от интересной мне компании и заказала ужин. И не приготовленный на пару ломтик рыбы со спаржей без соли, как учат гламурные журналы, а самую примитивную свиную отбивную под грибным соусом и жареные на углях овощи. У меня работа нервная. Мне необходимо сытно и вкусно питаться.
Гуляли приятели широко. Коньяк брали не из дешевых, на закусках не экономили. После первой бутылки Седых начал слезливо признаваться товарищам в любви и жаловаться на тех, кто отказал ему в поддержке.
– Все, все из моих рук кормились, – невнятно выговаривал он, – а как грянул гром (грохот грома он образно изобразил ударив вилкой по тарелке), так и нету их, друзей этих. Тю-тю. Разбежались. А вот вы не разбежались!
– Не-ет, мы не разбежались, – поддержали его собутыльники, – мы не такие.
– Вы не такие!
Белиберду о настоящей дружбе они несли часа полтора. Сергея развезло основательно: голодный с самого утра, промокший, он захмелел с первой же рюмки.
– А пойдемте-ка в баню! – провозгласил вдруг один из приятелей, – в бане хорошо, тепло, девочки.
– В баню! – поддержали его остальные.
Троица потребовала счет.
– Плати, Серега, а мы – в туалет, – скомандовал один из собутыльников.
– Не-е-е, – хитро сощурился и помахал пальцем в воздухе Седых, – я сегодня на мели, я не плачу.
– Хорошо, – легко согласился его товарищ, – тогда мы просто в туалет.
Сергей послушно кивнул и стал ждать, уставившись в одну точку. Его приятели, как и следовало ожидать, тихо и плавно ретировались, поддерживая друг друга и поминутно прикладывая пальцы к губам. Дальнейшее было предсказуемо. Я, не торопясь, расплатилась и стала ждать на улице возле черного хода. Спустя минут пятнадцать двое охранников вынесли из двери бесчувственное тело и бросили возле бачка с
