меньшей мере, задеть профессиональное самолюбие честного и уважаемого бандита.
Что же касается того, кто бы мог это сделать… ну не знает он, Дрон, не имеет ни малейшего понятия.
— Ну что ж, Андрюша, — сказала я, — ты заслужил право на жизнь. Тебе только остается снискать аналогичное одолжение и со стороны Маркела.
Он уставился на меня в явном смятении: очевидно, понял, что я имела в виду…
Я буквально перетащила Демидова из его «уазика» в «Ауди». Браткам она больше не понадобится, а нас, быть может, довезет до демидовского дома. До которого, по его словам, осталось еще немало.
Видели бы вы, как он взвился на дыбы, когда узнал, что я хочу оставить здесь его любимый автомобиль. Прямо-таки ахалтекинский жеребец благородных кровей, а не человек.
— Да вы что, — выпучив глаза, орал он на меня, забыв, вероятно, что несколько минут назад я спасла его никчемную жизнь, подставив себя под пули.
У меня было невероятное искушение плюнуть на все, сесть на покореженную, но еще вполне годную к эксплуатации «Ауди», и уехать, бросив к чертовой матери этого придурочного властелина овощных грядок и коровьих испражнений вместе с его мерзким, скрипящим, немытым рыдваном, над которым он трясется больше, чем над взлетевшим вчера на воздух лимузином, стоящим раз в сто, а то и в пятьсот дороже.
— Да я на нем… — продолжал бушевать помидорный король. — Да он проезжал по таким дорогам, где застревал джип с этими остолопами из охраны!
Вай-вай-вай! Какие эмоции! Сколько патетики! Да этот суперУАЗ выволакивал из грязи такие чудеса западного автомобилестроения, что только ах! Да он еще вас всех переживет!
— Одним словом, вы не хотите продлять со мной контракт, — спокойно произнесла я, выслушав до конца тираду Сергея Викторовича.
Тот нерешительно оглянулся на трогательную мизансцену «Гоблины на асфальтовой лужайке загорают в свете фар разбитой „Ауди“ в лужах собственной крови». Потом снова повернулся ко мне и уже серьезным, нарочито прочувствованным голосом произнес:
— Этот вопрос можно обсудить.
— Ну и что, обсудили? — выдержав эффектную паузу, сказала я, насмешливо глядя на насупившегося маленького человечка.
Он еще раз посмотрел на недвижные тела, на угрюмо косящегося на него Дрона, все еще пытающегося подняться с асфальта, и, подбежав ко мне, схватил мою руку и неистово ее затряс.
— Простите меня, я благодарю вас за превосходно выполненную работу, признаю себя ослом и жду дальнейших распоряжений, — скороговоркой выпалил он.
Я засмеялась и распахнула перед ним дверцу «Ауди». Нравился мне этот нелепый маленький человек, несмотря на его недовольное брюзжание и бесчисленные странности, и чем дальше, тем больше.
И еще одно: я интуитивно чувствовала за этой невольной комичностью поступков и движений значительные душевные силы, какую-то скрытую стихийную мощь.
Ведь, наверно, недаром именно он, а никто другой, был аграрным королем нашего региона.
— Одним словом, этот милый человек отрицает причастность своего босса и своей банды к взрыву вашего лимузина, — закончила я мой краткий отчет о беседе с Дроном.
— Ах, вот как! — завопил Демидов, злобно скрежеща своими тысячедолларовыми зубами. — А какого хера они тогда гонялись за мной по всему городу?
— Они говорили, что Маркелов велел только припугнуть вас, а настоящая угроза, следовательно, исходит от другого человека.
— Это все брехня! — безапелляционно заявил Сергей Викторович. — Гонят тут, понимаешь…
Я хотела было возразить, что при моих методах сбора информации намеренно врать мне будет только полный идиот, да и то вскоре убедится в неверности выбранной модели поведения. Да и по всем выкладкам, Дрон и менее удачливый его собрат говорили правду. Они могли о чем-то умалчивать, но в том, что они мне сообщили, не было лжи.
Но я не успела этого сказать. Потому что в двигателе заскрежетало, зачавкало, и машина, судорожно задергавшись всем корпусом, остановилась.
— Ну вот, — мрачно буркнула я, — приехали.
— Я же говорил, что надо было ехать на моей, — торжествующе закричал Демидов, словно следствием его правоты стало выигранное крупное пари, а не то, что он самым плачевным образом застрял на ночь глядя на глухой и безлюдной окраине города. — А то вот поехали на этой… — он замялся, словно не в силах найти достаточно уничтожающего определения, — на этой колымаге, и вот вам результат!..
— Наверно, при столкновении с деревом что-то сильно повредилось и потом на ходу развалилось окончательно, — решила я.
— Вот она, хваленая немецкая техника, — продолжал злорадствовать Демидов.
— А ваша с продырявленным колесом и совершенно переставшим выполнять свои прямые обязанности стартером и вовсе не тронулась бы с места, — отпарировала я. — А эта нас хоть немного подвезла. Ну да ладно. Нам надо думать, как отсюда выбираться.
— Не нам, а вам, — ответил знаменитым вицинским рефреном из «Операции „Ы“» Демидов. — Ваша работа, вы и думайте.
Что ж, на этот раз вы, как это ни странно, оказались правы, Сергей Викторович. Выбираться, так выбираться.
— Я полагаю, что в целях безопасности нам лучше добраться общественным транспортом, — важно произнесла я.
— Простите? — переспросил Демидов. — Как-как?
— На трамвайчике, — пояснила я, — ближе к народу. Тут, я знаю, поблизости только одиннадцатый трамвай и ходит. Тем более на вас в таком маскараде никто и не взглянет.
Включая меня, добавила я про себя. Рожа у вас, Сергей Викторович, если говорить откровенно, еще та.
От идеи прокатиться на народном средстве передвижения по городу Демидов неожиданно пришел в совершенно телячий восторг и даже весьма болезненно и неловко хлопнул меня по плечу. Я поморщилась, Сергей Викторович, видимо, окончательно уверившись в моем всемогуществе и умении найти выход из любой сложной ситуации, принялся разглагольствовать, что в кои-то веки он может совершенно без риска для своей жизни кататься с простыми смертными на их транспорте.
Да ты-то, помидорно-огуречный магнат, на себя бы посмотрел, а не рассуждал о простых смертных таким снисходительно-самодовольным тоном. Не знаю, может, ты в каком-нибудь костюме от Версаче и похож на «нового русского», но сейчас, в этой феноменальной затасканной куртейке и довольно-таки неопрятных и потертых старых брюках, тебе любой слесарь дядя Петя сто очков вперед даст.
Под аккомпанемент его разглагольствований мы дошли до остановки, и почти тут же подкатил полуосвещенный трамвай. Мы сели, и вагон покатил.
Кроме нас, в вагоне сидели еще несколько человек. Две полусонные немощные старушки с чудовищной по объему поклажей. Наверняка ведь охают, стонут, жалуются на здоровье, но сумы свои таскают исправно. А в одной этой суме весу, что нормальному человеку и с места не сдвинуть. Реликты сталинской эпохи, старой закалки. Богатыри — не вы, в общем.
В самом конце вагона сидели субъекты закалки что ни на есть новой — трое бритых молодых людей из разряда тех самых «гопов». На вид — откровенные ублюдки.
Ближе всех к нам сидел какой-то человек, который заинтересовал меня с самого начала поездки. И было отчего.
При самом нашем появлении в салоне он надвинул на глаза кепку и лишь изредка рисковал бросать в нашу сторону подозрительный взгляд искоса. Что меня определенно успокаивало, так это то, что вошел он не вместе с нами, а ехал раньше, следовательно, не мог знать о нашем появлении в этом трамвае.
Но как смотрит, черт возьми! Знал бы он, что сейчас у него вид человека, замышляющего какую-то неприятную каверзу.
— Приятно вспомнить молодость, — продолжал словоохотливо разглагольствовать Демидов. — Вы не