поручням, капитан Кинкейд вытащил часы, взглянул на изукрашенный циферблат и с легким кивком снова спрятал их в карман. Озабоченность в умных глазах сменилась облегчением, когда он заметил внизу, в гавани, движение. Капитан спустился по трапу со всей скоростью, на какую были способны его коротенькие ножки, и пересек верхнюю палубу как раз вовремя, чтобы встретить ступившего на борт запыхавшегося Эдмунда Ансворта.
– Тебя кто-нибудь видел? – спокойно спросил маленький человечек.
– Нет, конечно. – Ансворт положил на палубу неподвижное тело в красно-коричневом бархате и выпрямился, устало расправляя могучие плечи. – Черт, она совсем маленькая, да от тюрьмы до реки путь неблизкий.
– Обождал бы, пока подойдете поближе, а потом уж действовал дубинкой, – заметил Кинкейд, расставив ноги, сцепив за спиной руки и задумчиво глядя на то, что принес Ансворт.
Эдмунд пожал плечами:
– Момент был хороший, не хотелось упускать.
– Дай-ка мне поглядеть.
Ансворт носком сапога поддел легонькое тело Мереуин, перевернул на спину, обратив бледное личико к темному ночному небу. Длинные черные ресницы лежали на прозрачной коже впалых щек, резко обозначивших скулы, что придавало нежным чертам зрелую красоту, округлые крепкие груди вздымались и опадали в ритмичном дыхании.
– Неплохо, – пробормотал Кинкейд, особо оценив пышные локоны золотых волос. – Я позабочусь, чтобы за время плавания ничего не пропало. За нее дадут хорошую цену. – Прищуренные глаза сверкнули. – Вот именно, настоящую, справедливую цену. Бумаги при тебе? Эдмунд Ансворт протянул бумаги:
– Как видите, подписаны по всем правилам. Она не сможет протестовать.
Капитан покачал головой, изучая аккуратно выведенное в конце листа имя.
– Они частенько заявляют, будто подписывали под принуждением. Никто ей не поверит. Я подпишу за другую сторону у себя в каюте. Давай лучше снеси ее вниз, пока никто не видал.
Эдмунд наклонился к девушке, а капитан Кинкейд задумчиво пробормотал:
– Макэйлис… Я где-то слышал это имя.
– Вы, может, думаете про кернлахских Макэйлисов? – подсказал Эдмунд, поднимая Мереуин на руки. – Про тех, у которых прядильни тут, в городе?
– А, точно. – Кинкейд бросил проницательный взгляд на маленькое, прижатое на груди Ансворта личико. – Не знаешь, это она и есть?
– Господи Иисусе, – расхохотался Ансворт, – да вы что, правда думаете, будто женщина из семейства Макэйлисов промышляет проституцией в Глазго?
Тонкие губы Кинкейда расползлись в невеселой усмешке:
– Не думаю. Не хотел бы я иметь ее на борту, если б это было правдой. Слишком рискованно связываться с высшим обществом.
– По словам Энди, ее обвинили в проституции и воровстве. Стало быть, это неправда, – заверил своего работодателя Эдмунд Ансворт и с громким смехом исчез с темной палубы.
Капитан проводил его взглядом до люка, прежде чем направиться к себе в каюту. Он подпишет бумаги и отдаст их малютке Макэйлис лишь после того, как они окажутся в открытом море. Удовлетворенная улыбка изогнула уголки его губ. Хотя в колониях документы ей вряд ли понадобятся.
На рассвете «Горянка» бесшумно отошла от причала, повернула к морю, разрезая килем, как ножом, тихие воды Клайда, и мало-помалу стала набирать скорость, когда паруса наполнились крепнущим утренним бризом. Устремив нос на запад, ладное судно оставило позади спящий город и пустилось в долгий путь через Атлантику к Уилмингтону, к богатым табачным плантациям Северной Каролины, где был постоянный спрос на рабов и завербованную по контракту рабочую силу.
Глава 3
– Ну-ка давай поднимайся!
Слова доносились до Мереуин словно издалека, и она не желала приходить в сознание, предпочитая небытие, так долго державшее ее в плену.
– Давай, девка!
Кто-то грубо тряс ее и нетерпеливо кричал, а она пыталась отгородиться от этого крика, надеялась ускользнуть, зарывшись в сладостную мягкость подушки. Кто это встал над ней, Алекс или Малькольм, недовольно гадала она, и что им от нее надо поздней ночью?
– Ну, вставай, просыпайся!
Рука еще сильнее затрясла ее, и она вдруг осознала, что прижимается лицом не к гладкому, пахнущему чистотой атласному белью своей постели в Кернлахе, а к чему-то жесткому, вроде соломы. От нее шел такой затхлый запах, что девушка сморщила маленький носик, чихнула и сразу проснулась.
– Вовремя, бездельница ты этакая, – проговорил сверху незнакомый и недружелюбный голос.
Мереуин быстро перевернулась, села и тут же схватилась руками за голову, накрытая волной слабости и дурноты.
Пульсирующая боль усилилась, когда она открыла глаза и увидела стоящего перед ней бородатого незнакомца с фонарем в руках и сердито насупленными густыми бровями. Колеблющийся свет освещал лишь небольшое пространство, не позволяя определить размеры странного пещерообразного помещения, где она находилась, но девушка слышала стоны, боязливое перешептывание и незнакомый звук поскрипывающей оснастки.
– Где я? – неуверенно произнесла она, напрягая голос. – Опять в тюрьме?
– Может, и так, – последовал отрывистый, сопровождаемый смешком ответ. – Давай-ка вставай, капитан не любит, когда его заставляют ждать.
– Капитан? – Мереуин была ошарашена, как никогда в жизни, перед глазами все закружилось, и она почувствовала себя совсем плохо.
– Точно так, капитан. Пошли!
Волосатая рука вцепилась в плечо и поставила ее на ноги. Мереуин споткнулась и упала на мощную грудь. Мужчина захохотал, дыхнув ей в лицо гнилью. Она с отвращением отшатнулась и встала, уставившись на него, сжав маленькие кулачки.
– Оставьте меня в покое!
Бородатый матрос оскалил зубы в плотоядной ухмылке и оценивающе оглядел ее, поднеся фонарь так близко к лицу девушки, что она ощутила исходящий от него жар.
– Огневая девчонка! Может, сам капитан на тебя, польстится? Ну, пошли, вперед!
Мереуин осталась на месте, обхватив руками плечи и дрожа всем телом. Кто этот бородач с гнилыми зубами, чего, ему надо и куда, ради всего святого, привел ее Эдмунд Ансворт? Здравый смысл подсказывал ей, что она не в тюрьме и, кроме того, не на твердой земле. Теперь, когда головокружение прекратилось, она поняла, что все вокруг продолжает покачиваться, а стоящий перед ней омерзительный тип, от которого несло так, словно он много недель не мылся, упоминает о капитане. Значит, она на корабле! Боже милостивый, если так, куда ее везут?
– Ты идешь или нет? – грубо бросил матрос, потеряв, наконец, терпение. Не дожидаясь ответа, цапнул огромной рукой худенькое плечико, поволок ее к трапу и вытолкнул в люк так бесцеремонно, словно швырял в овин мешок овса.
Через секунду Мереуин очутилась на палубе, щурясь от яркого дневного света, наполовину ослепнув от солнца, отражавшегося в глубоких зеленых водах, которые простирались вокруг, услышала высоко над головой похлопывание натянутого крепким бризом холста и почувствовала в воздухе привкус соли. Палуба под ногами чуть накренилась, она пошатнулась, охваченная слабостью, и не сопротивлялась, пока матрос волок ее по надраенной палубе, а потом по узкому коридору, который упирался в закрытую дверь.
– Я доставил девчонку, – объявил он, стукнув костяшками волосатых пальцев в крепкую деревянную створку.
– Давай сюда, – донесся с другой стороны небрежный ответ.
Мереуин, получив толчок в спину, оказалась в неожиданно просторной каюте. За столом, установленным между иллюминаторами в полированных деревянных рамах, сидел мужчина в батистовой рубашке с открытым воротом и разглядывал ее прищуренными глазами орехового цвета. У него были коротко остриженные темные волосы, тонкие губы блестели от жира, и он утер их льняной салфеткой.
Мереуин обо всем забыла, впившись глазами в огромное блюдо, стоявшее на столе перед капитаном. На блюде лежала жирная жареная курица, обложенная овощами и издающая соблазнительнейший аромат. Все прочее отошло на задний план, она ощущала лишь гложущий голод, смутно припоминая, что ничего не ела с того дня, когда приехала в Глазго. Когда это было? Два дня назад? Три? Или больше?
– Желаете что-нибудь съесть, мисс Макэйлис?
Она вздрогнула при этом вопросе, взглянув на мужчину широко раскрытыми синими глазами:
– Вы меня знаете?
Тонкие губы разошлись в самодовольной улыбке:
– Да, в некотором роде. – И мужчина сурово бросил торчащему в дверях бородатому матросу: – Это все, Барроуз.
Мереуин даже не слышала, как за что-то пробурчавшим матросом захлопнулась дверь, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и побороть чувство голода, которое нарастало, заглушая все мысли.
– Что я здесь делаю? – спросила Мереуин, заставляя себя отвести взгляд от дымящегося блюда.
– Все в свое время, – последовал беспечный ответ. – Сначала вам надо подкрепиться.
Затаив дыхание, она ждала, пока он отламывал ножку, отрезал добрый кусок грудки и наливал в чистый бокал вино из стоявшей под рукой бутылки.
– Сядьте, – приказал мужчина, протягивая ей тарелку и указывая на огромный сундук напротив койки, куда она, ничего не ответив, уселась, уже впившись крепкими зубками в кусок сочного мяса.
Хотя Мереуин изо всех сил старалась не набрасываться на еду, как голодная волчица, но ничего не могла с собой поделать, и капитан Кинкейд усмехался про себя, наблюдая за изголодавшейся девушкой, с одобрением рассматривая порозовевшие щеки и большие синие глаза, в глубине которых отражался льющийся из иллюминаторов за его спиной солнечный свет, зажигая в их
