проявляет излишнее любопытство, он вновь придал своему лицу прежнее бесстрастное выражение и широко распахнул перёд ними дверь.
Когда Иен втолкнул упирающуюся Мереуин в роскошный вестибюль, она застыла от восторга, вперив взор в чудесный, выложенный плиткой пол.
– Я говорю о том Бостоне, что в колониях, – с улыбкой пояснил маркиз мажордому, отлично зная, что Фрэнсис, допустив промах, больше не выкажет к этой теме ни малейшего интереса.
В отличие от камердинера Дэвиса, который на протяжении многих лет пытался оказывать влияние на неуправляемого хозяина, Фрэнсис весьма редко реагировал на многочисленные сюрпризы маркиза, от которых и свихнуться было недолго. Поэтому он и глазом не моргнул при виде стоящего рядом с ним восхитительного создания. Хотя мажордом привык натыкаться, в особняке на подобные создания, ему пришлось признать, что эта девушка, несмотря на выцветшее и измятое платье, намного превосходит всех прежних красоток маркиза.
– Я присмотрю, за вещами, милорд, – начал было Фрэнсис, но Иен нетерпеливо прервал его.
– Я почти ничего не привез, а у юной леди вообще нет вещей.
Непроницаемое лицо Фрэнсиса выразило крайнее изумление, когда Мереуин заявила:
– Это совершенно не важно. Я не намерена здесь оставаться.
«Нет, – подумал мажордом, – это уж слишком. Эта леди – шотландка, ошибки быть не может, достаточно слышать мягкую картавость ее произношения! Помилуй Бог, до чего же мне не нравится упрямый блеск в раскосых синих глазах, да, видно, и его светлости тоже – больно уж свирепо он на нее смотрит. Их взгляды скрещиваются; как шпаги, и у этой вражды, похоже, глубокие корни».
– Куда предполагаете отправиться? – любезно осведомился Иен, но небрежный тон не мог обмануть Фрэнсиса, хорошо знавшего своего хозяина. Такой тон, как правило, не предвещал ничего хорошего, и мажордому была неприятна мысль, что лорд Монтегю может обидеть эту гордо стоящую перед ним золотоволосую красавицу.
– Не знаю, – отрезала та тоном, который оказался ничуть не теплее, чем у маркиза, – но здесь не останусь!
– С каких это пор вас так заботят приличия? – поинтересовался маркиз, и Фрэнсис по смятению на личике молодой леди понял, что тот задел какую-то чувствительную струну. Сердце мажордома пронзила жалость при взгляде на это маленькое, растерянное личико, и Фрэнсис шагнул вперед, становясь между своим башнеподобным хозяином и девушкой.
– Мне кажется, вы проголодались, – обратился он к ней, тактично загородив грозную фигуру маркиза и явив вместо этого свою приветливую физиономию. – Чашка крепкого чаю и вишневый торт пойдут вам на пользу, миледи.
Старик заторопился уйти, и Мереуин, не успев ему заметить, что ее не следует именовать «миледи», вновь устремила на красавца маркиза такой яростный взгляд, что любой мужчина на его месте смутился бы.
– Я здесь не останусь, – твердо повторила она, – и вы меня не заставите.
– Я и не собираюсь, – ответил он с насмешливой улыбкой. – Вы вольны отправляться куда угодно. Я вас не задерживаю.
– Почему вы со мной так обращаетесь? – спросила она, опустив худенькие плечики, понимая, что у нее больше нет сил с ним бороться. Она устала без конца защищаться, без конца вести словесные баталии, она хочет домой.
Лорд Монтегю никак не показал, что тронут ее жалобным видом.
– Я определенно не обязан вам это объяснять, – холодно заявил он, смерив ее равнодушным взглядом. – Я стерпел от вас больше, чем от любого другого из широкого круга моих знакомых, среди которых, добавлю, попадались более чем неприятные. Мне нелегко было простить вам тот меткий пинок при нашей первой встрече, но я решил оставить его без внимания, учитывая остроту момента. Однако с тех пор вы постоянно оскорбляли меня, выводили из себя, назвали ублюдком и публично ударили по лицу.
Она задрожала, предчувствуя беду.
– Мне понятно, что вас не накажешь ни простым выговором, ни умеренной трепкой, но я заставлю вас заплатить, моя дорогая, не беспокойтесь.
– Не можете же вы быть таким бессердечным! – воскликнула Мереуин, и по дрожи в ее голосе он понял, что на самом деле она уверена в прямо противоположном. – Алекс не станет…
– Александр в Шотландии, – отрывисто напомнил он, – а вы здесь, со мной, Мереуин. У вас нет денег, и вы не сумеете попасть домой, пока я не сочту нужным вас отвезти.
– Я убегу!
Он пожал плечами.
– Бегите. Только подумайте, вдруг на сей раз вам не повезет и королевский морской флот не подоспеет на помощь. Кто знает, где вы окажетесь.
Она вспомнила о сырой тюремной камере, в которой провела столько ужасных часов, и содрогнулась, на глаза навернулись слезы. Она очутилась в ловушке, и оба они это знают. Черт бы побрал этого маркиза с его проклятой гордыней!
В вестибюле незаметно возник Фрэнсис, деликатно кашлянул, извещая о своем присутствии, и нерешительно бросил взгляд на лорда Монтегю, которого никогда еще не видел таким мрачным. Мрачность эта сулила несчастье, что весьма не понравилось мажордому.
– Чай подан, милорд, – объявил он официальным тоном, в котором не было никаких признаков переживаемых стариком сомнений.
– Мисс Макэйлис выпьет чаю, – коротко бросил ему маркиз. – Проследите, чтобы ее удобно устроили в южных покоях, Фрэнсис, и накормите паренька, которого мы привезли с собой.
– Будьте добры пройти сюда, мисс, – пригласил Фрэнсис, когда лорд Монтегю вышел. – Я накрыл чай в гостиной.
Мереуин молча кивнула и последовала за ним с затравленным выражением в темно-синих раскосых глазах.
В то время, когда Мереуин пила чай в особняке маркиза Монтегю, перед небольшим каменным домом на Мариле-бон-роуд остановился наемный экипаж, единственным пассажиром которого был усталый джентльмен в измятой от долгого путешествия дорогой и модной одежде. Выйдя, он внимательно проследил за равнодушным слугой, выгружавшим его чемоданы и сундуки, потом сунул монету в ладонь кучеру и поднялся по ступенькам к входной двери дома.
– Не желаете ли перекусить сэр? – спросила встретившая его круглолицая хозяйка.
– Нет. Я пойду к себе в комнату и не хочу, чтобы меня беспокоили.
Проигнорировав ее удивленный взгляд, он прошелся по дому, заглядывая во все комнаты, и выбрал себе самую большую и элегантную. Тяжелые шторы на окнах были опущены, и помещение было погружено в полумрак, но приезжий не стал их поднимать, вошел и плотно прикрыл за собой дверь. Швырнул шляпу и перчатки на стоявшую в углу, большую кровать, вытащил из кармана камзола сигару, раскурил и принялся беспокойно ходить по комнате, раздумывая о чем-то.
Все, тело его болело после долгих часов, проведенных в экипаже. В течение двух последних дней, они останавливались, только для того, чтобы поесть, и он спал на подушках сиденья, пока кучер гнал усталых лошадей по ухабистой и грязной почтовой дороге, на юг. Слава Богу, все это уже позади!
Подойдя к окну, он чуть раздвинул шторы, выглянул на лежащую внизу улицу и увидел, что наемный экипаж исчез, но мимо проезжает, другой, гораздо более роскошный, запряженный парой великолепно подобранных гнедых, бегущих резвым галопом, постукивая подковами по, каменной мостовой. На противоположной стороне улицы стояли женщина средних лет в шелковом платье цвета слоновой кости и мальчик в атласных панталонах. Дождавшись, пока элегантный экипаж проедет, они перешли улицу и скрылись в воротах соседнего дома.
На карнизе над окном ворковали голуби, и эти звуки напомнили ему другую комнату, гораздо более убогую, где под окном тоже ворковали голуби. С улицы сквозь рваные занавески просачивался свет, освещая узкую кровать с грязными измятыми простынями и умывальник в углу с остывшей несвежей водой.
Женщина и мужчина оказались вдвоем в этой комнате вполне естественно и явно по взаимному согласию. Девушка была довольно красива, хотя, он знал, пройдет ещё несколько лет, и от ее красоты ничего не останется. Но пока она была молода, с упругой высокой грудью, прозрачными зелеными глазами, рыжими волосами, блестящими в мерцающем свете чадящей свечи в подсвечнике на столе. Они встретились на ступеньках пивной – он чуть пошатывался и глядел мутными глазами на вынырнувшую из темноты женщину, наверняка терпеливо поджидающую клиента вроде него.
Они вошли в душную комнату, он пинком закрыл дверь и сразу бросился на нее, схватив за шею и тиская груди, а она, взвизгивая, вырывалась, разжигая в нем страсть притворной стыдливостью. Он погнался за ней, схватил, впился мокрым ртом в губы. На сей раз она не убегала, прижалась теснее, он почувствовал крепкую грудь, нетерпеливо полез в вырез платья, пощипал соски, пока они не напряглись под его пальцами, потом поволок ее в постель, подмял под себя, неловко пытаясь сорвать платье.
– Стой, обожди, – запротестовала она и попыталась отшвырнуть его руки, услышав треск рвущейся ткани. – Это мое лучшее платье, дорогуша.
Он нетерпеливо смотрел, как она раздевается, встряхивая длинными волосами. Когда она снова откинулась на сбившийся комками матрас, он впился губами в ее грудь, целуя взасос, она рассмеялась и оттолкнула его:
– Ты меня исцарапаешь своим красивым нарядом, дорогуша. Стой, давай я.
Она проворно раздевала его, игриво покачивая грудями, думая про себя, что платье и правда красивое и надо пошарить в карманах, покуда он будет спать.
– Ох, а я думала, ты слишком пьян, чтобы любить свою Нелли, – заметила девушка, стащив с него одежду и обнажив возбужденную плоть.
– Никогда не бываю настолько пьян, – грубо отрезал он и крепко поцеловал девушку, оставив у той во рту острый привкус эля. Взгромоздился на нее, прижался
