способна, учитывая, что стоит перед ним в расстегнутом до пояса платье. – И спокойной ночи.
– Я должен принять это за приказ удалиться? – полюбопытствовал маркиз, и, если бы голова ее не была затуманена шампанским, Мереуин уловила бы появившуюся в его тоне твердость.
– Я устала, – сказала она безразлично, но темно-синие глаза оторвались от его горящего, взгляда и скользнули в сторонку. Иен по-прежнему крепко держал ее за плечи, сильная рука тронула подбородок, приподняла, и ей ничего не оставалось, как снова взглянуть на него:
– Мереуин – хрипло сказал Иен, – вы меня отсылаете? Именно в эту ночь?
Вопрос смутил ее, как и все его странное поведение в этот вечер. Он уже дважды пытался овладеть ею и действовал жестоко, не принимая в расчет ее чувства, подавляя ее волю силой своего желания, порожденного гневом и страстью. Боже милостивый, как же бороться с ним на сей раз, когда он разбивает ее оборону своим дьявольским очарованием? И все-таки он женился на ней против ее воли, намеревается соблазнить лаской и обязательно посмеется, когда она покорно склонится перед его нежностью.
– Да, я отсылаю вас именно в эту ночь, – бросилась в атаку Мереуин, – и желала бы отослать еще дальше, пронзив ваше черствое сердце дирком, если бы он у меня оказался!
Иен видел как нерешительность в золотой глубине ее глаз постепенно перерастает в злость, однако его ошеломил этот взрыв. Он покачал головой и с насмешливым сожалением поглядел на нее сверху вниз.
– Даже полученный титул не уничтожил сидящую в вас маленькую дикарку, правда?
– Ах вы, хам и разбойник! – завопила – Мереуин и бросилась на него стуча кулачки.
Он без труда остановил ее, стиснув тоненькие запястья, и протяжно проговорил:
– В самом деле, моя дорогая, эти сцены становятся утомительными. Не могли бы вы придумать другой способ причинить мне боль? – Небрежный тон никак не соответствовал угрюмому, решительному выражению красивого, мужественного лица, но Мереуин ничего не замечала. Глаза ее застилали слезы боли и обиды, так как она знала, что он говорит правду. Слишком часто их стычки заканчивались именно таким образом. Неужели так будет всю жизнь?
– Я этого не вынесу! – простонала она от ужаса перед подобной перспективой.
Пальцы, стискивавшие ее запястья, внезапно разжались, и Мереуин взглянула на него, не веря, что так легко отделалась. Иен увидел дрожащие на ресницах слезы и крепко стиснул зубы.
– Простите, Мереуин, я не хотел причинить вам боль.
– Лжец! Да вы все время только это и делаете! – Голосок предательски задрожал, и она отвернулась, не желая демонстрировать перед ним свое горе.
Последовало долгое молчание. Наконец он окликнул ее по имени. Подняв глаза, Мереуин увидела в его руках продолговатую деревянную шкатулку.
– Я забыл отдать это вам за обедом.
– Что это? – сдавленным голосом сказала она.
– Свадебный подарок.
Мереуин нерешительно приняла шкатулку, открыла медный замочек и охнула. Внутри, на бархатной подушке, лежал драгоценный гарнитур: ожерелье, кольцо, брошь, серьги из сапфиров и бриллиантов, переливающихся в пламени свечей.
– Тот самый, что я надевала на прием к Полингтонам! – выдохнула она.
– Эти драгоценности принадлежали моей матери, – сказал Иен. – Я хочу, чтобы теперь их носили вы.
Мереуин не могла подыскать подходящего ответа, потеряв дар речи от такой красоты, несомненно, достойной самой королевы.
– Вам, собственно, следовало бы надеть гарнитур на свадебную церемонию, – продолжал Иен, не сводя с нее глаз, – но в сложившихся обстоятельствах я не был уверен, что вы его примете.
– А почему вы решили, что я сейчас его приму?
– Потому что вы моя жена, Мереуин, и ни одна новобрачная из семейства Вильерсов не отказалась от него, как бы она ни презирала своего мужа. – Голос его сорвался. – Я передаю его вам в наследственное владение, и не только потому, что это обрадовало бы мою мать, но и для того, чтобы когда-нибудь вы передали его невесте нашего сына.
Темно-синие глаза распахнулись так широко, что Иен явственно видел золотой огонь, мерцающий в их глубине.
– Мереуин, – прошептал он и притянул ее к себе, со страхом ожидая сопротивления, но, к его изумлению, она обмякла в его руках, и он смог прижать ее крепче. Не в силах поверить своему счастью, Иен медленно опускал голову, пока их губы не встретились, сперва робко, потом все настойчивее, и, наконец, ее губы открылись. Радость потрясла все его существо, радость разделенной страсти, теперь он знал, что никто не помешает им отдаться своему чувству.
Великолепное подвенечное платье упало на пол, за ним быстро последовали корсет и нижние юбки. Иен осторожно вытащил шпильки, и в ладони ему хлынул золотой поток распустившихся волос. Он зарылся лицом в ароматные локоны, глубоко вздохнул и вновь жадное припал к ее губам не желая отрываться от них ни на миг.
Когда Иен нежно опустил ее на постель, Мереуин открыла глаза любуясь его большим, мускулистым телом. Она с изумлением и любопытством дотрагивалась до бугрящихся на загорелых плечах мышц, зачарованная несходством крепкого мужского тела с ее мягким женственным. Он заглянул, в огромные раскосые глаза и не увидел в них страха, только желание, склонил голову, нежно касаясь губами высокой груди. Сильные руки исследовали ее тело, и Мереуин поняла, что жаждет этих прикосновений, каждой клеточкой чувствуя наслаждение.
Она закинула руки ему за шею, прижалась к его губам, провела по ним языком, побуждаемая скорее инстинктом, чем опытом. Ответная реакция Мереуин еще сильнее разожгла его, он просунул ладони ей под спину, прижал к себе, не в силах больше ждать, пылая дошедшим до высшей точки желанием.
Иен знал, что причинит ей боль, если даст себе полную волю, и заставлял себя сдерживать нарастающее нетерпение. Он взглянул потемневшими от страсти глазами в обрамленное золотыми локонами прелестное личико Мереуин. Ее губы были полуоткрыты, льющееся из сияющих золотыми искрами раскосых глаз тепло наполнило его сердце почти болезненной радостью. Он со стоном обрушился на неё, забыв о сдержанности, но она, к его удивлению, подалась навстречу, только чуть вздрогнула от неожиданной боли, но тут же забыла о ней слушая нашептываемые им нежные слова.
Они начали двигаться в такт, Мереуин прижималась к нему всем телом, в глубине ее существа разгорался огонь который до сих пор тлевший лишь крошечной искрой. Он глубоко проник в нее, их слияние превзошло все, что она могла вообразить, и из ее уст вырвался почти неслышный радостный стон. Иен все же услышал его и так тесно прижал к себе трепещущее тело, что они стали одним существом в последний миг ни с чем не сравнимого экстаза.
Потом они молча лежали рядом, губы Иена мягко касались ее щеки, взгляд не отрывался от ее лица. Мереуин открыла глаза и встретила этот взгляд, полный неизъяснимой нежности. «Боже мой, – подумала она, – каким ласковым может он быть когда захочет!» Иен тихо засмеялся, приподнимаясь на локте.
– Что тебя так забавляет? – полюбопытствовала Мереуин.
Он провел рукой по ее лицу, коснулся губ.
– Подари я тебе драгоценности несколько недель назад, это избавило бы меня от многих трудностей. Фи, мисс, вот уж не думал, что Макэйлисов так легко подкупить.
Мереуин прижалась щекой к его ладони.
– О, Иен, это вовсе не драгоценности. Это из-за того, что ты сказал о… о сыне.
Он внимательно вгляделся в полыхавшее румянцем лицо.
– Ты хочешь, детей, Мереуин?
– Да, твои слова впервые заставили меня понять, что мы и в самом деле женаты и можем завести детей, если, захотим. Я никогда раньше об этом не думала, но мне вдруг ужасно захотелось иметь сыновей. – Она помолчала и добавила: – Твоих сыновей.
Иен рассмеялся тихим ласковым смехом, взял в ладони нежное личико, поцеловал, сначала нежно, потом с заново вспыхнувшей страстью. Мереуин придвинулась поближе, с удовлетворенным вздохом покорилась настойчивой просьбе и снова позволила ему себя любить.
– Ну, ваше всемогущее величество, что мы теперь будем делать?
– Перестаньте иронизировать, слышите? У меня от вас голова трещит.
Элизабет Камерфорд принялась растирать кончиками пальцев ноющие виски, бросая на Уильяма уничтожающие взгляды.
– Дайте подумать минутку. Я что-нибудь придумаю.
– Что бы вы ни придумали, это не изменит факта. – Уильям сердито ткнул пальцем в сторону листка бумаги, лежащего на маленьком столике, за которым сидела Элизабет. – Он увез ее в Равенслей на два дня раньше. Судя по всему, сейчас они уже женаты.
Было десять утра, начинался сырой пасмурный день, когда Уильям без приглашения ворвался в гостиную Элизабет, застав ее раскинувшейся в кресле в одной батистовой ночной рубашке и пеньюаре. Захлопнув дверь прямо перед носом ошарашенной и возмущенной горничной, он пресек все протесты леди Камерфорд, обвиняющим жестом швырнув ей письмо.
– Когда вы это получили? – спросила Элизабет, дважды прочитав записку.
– Минут пятнадцать назад. Принес какой-то рыжеволосый хам, сказав, что получил его от Мереуин с наказом вручить мне.
– Из записки, однако, следует, что уехали они вчера, – указала Элизабет.
Уильям раздраженно нахмурился:
– Знаю! Парень сказал, что раньше никак не мог выбраться. Черт, надеюсь, задержка не будет нам слишком дорого стоить!
Светло-зеленые глаза задумчиво смотрели на него.
– Вот в этом я очень сомневаюсь.
Уильям бросил взгляд на сидящую перед ним темноволосую женщину, и лицо его просветлело.
– Можно подумать, что вам известно, как поступить?
–
