принято в нашем народе: один раз звонит непонятно кто, а два или три — вроде свои, и тут люди склонны идти и открывать без особых рассуждений.
Мне никто не открыл. Какая досада!
На всякий случай оглянувшись, хотя в этом не было никакой необходимости — если бы кто-то находился в подъезде, я бы это давно услышала, я вынула из сумки маленький спецнаборчик, вскрывающий почти любые замки.
Дверь поддалась сразу же, и я быстро проскользнула в нее. После этого я тихо прикрыла дверь за собою и тихо щелкнула замком.
Судя по отсутствию посторонних звуков, в доме действительно никого не было.
Прихожую я миновала, не включая света, и, зайдя в единственную в этой квартире комнату, увидела, что занавески на окне не задернуты.
Задвинув шторы, я включила свет.
Беспорядок в комнате явно указывал на то, что хозяин здесь жил один.
Поверхностно осмотрев диван, шкаф и буфет, я начала более подробное обследование территории.
В шкафу я увидела висевший на плечиках костюм и не колеблясь запустила свои пальчики в карманы пиджака. Помимо сигарет «Ротманс» и нескольких телефонных карточек я нашла там пачку фотографий и документы.
Удобно устроившись на диване, я сначала просмотрела документы.
Вова Прокопенко оказался почти моим коллегой. Он работал в московской охранной фирме «Фрегат- М», и у него было разрешение на оружие. А вот эта новость мне не понравилась. Документы я бросила на стол и занялась фотографиями.
Фотографии я разделила на две группы. В первой фигурировала моя Антонина в разных ракурсах и в различных интерьерах: на улице, в кафе, перед библиотекой. Все фотографии были сделаны на расстоянии и скрытно.
Ни на одной из них Антонина нарочно не позировала.
Вторая часть фотографий говорила о личной жизни моего гея. На них он был с девушкой, причем с одной и той же. Я закурила и подумала, что Вова Прокопенко как мужчина, имеющий определенные наклонности, вполне может себе позволить быть однолюбом. Для него это несложно.
Мысль эта меня развеселила, и я достала из своей сумки сотовый и набрала номер телефона Володьки Степанова, моего однокорытника по юрфаку и старинного доброго приятеля.
Кроме имени, у Степанова с Прокопенко не было ничего общего. Это я знала точно.
Володька после нашего выпуска с юрфака пошел проторенным путем и не покладая рук и мозгов трудился в органах внутренних дел.
Сейчас Володька весьма успешно тянул лямку в ГУВД и дотянулся до отдельного кабинета и персональной секретарши, но так как время было нерабочее, я позвонила ему домой. Слава богу, его телефон я помнила хорошо.
Володькина жена — дама, наученная спецификой работы своего мужа, ничего у меня не спросила, только вздохнула, и через полминуты я услышала Володькино осторожное:
— Да?
— Привет, это Иванова, — бодро известила я старого приятеля, — ужинаешь?
— Ну вообще-то, — уклончиво ответил Володька, — а ты звонишь, потому что есть хочешь?
— Нет, Володя, — сурово ответила я, — я хочу тебе сдать подпольный клуб голубых и розовых. Они там трахаются прямо на сцене и называют это искусством. Такая гадость, просто слов нет. Сама присутствовала, и мне не понравилось.
— Что? В качестве кого ты там присутствовала? — вскричал Володька. — Алло, Танька! Что с тобой происходит?!
— Да что ты так переполошился, — усмехнулась я. — Ты адрес клуба будешь писать или как? Их нужно брать прямо сейчас, а то могут свалить и рассосаться, я там немного пошумела.
— Давай! — крикнул Володька.
Он быстренько записал адрес, после чего осторожно поинтересовался:
— С тобой все… в порядке, Тань?
— Все, все, не волнуйся, опер, — рассмеялась я и отключилась.
Не повезло сегодня ребятам из «Варежки», накрылся у них отдых.
Я затушила в пепельнице сигарету и, продолжая рассматривать фотографии, прочитала на обороте одной многообещающую фразу: «Солнышку от Лучика».
Перевернув фотографию, я внимательно посмотрела на улыбающуюся девушку, изображенную на фоне вечнозеленых кипарисов.
Теперь я знала, что для разговора с Вовой Прокопенко у меня есть джокер в колоде.
Подумав о Прокопенко, я подошла к выключателю и щелкнула им. Пора принимать меры безопасности. Никогда не следует раздражать людей мелкими гадостями вроде зажженного света в их квартире, если их самих в это время нет дома.
Я приоткрыла форточку, села в кресло и с удовольствием закурила. Солнышко-Вова сам курит, поэтому даже если он унюхает присутствие нового Лучика, то не успеет сообразить, что к чему.
А миндальничать я не собираюсь. Я слишком устала для этого.
Шаги на лестнице послышались примерно через полчаса. Я даже уже начала засыпать, все-таки до конца не теряя бдительности.
Поняв, что скорее всего это возвращается хозяин, я выпрямилась и, прищурившись, посмотрела на часы. Уже полночь! Длинный же день у меня сегодня получился.
Повернулся ключ в замочной скважине, кто-то вошел в квартиру.
Зажегся свет в коридоре, и я по тени поняла, что пришедший разувается. Вдруг он встал прямо и замер.
Скорее всего мой подопечный курил мало или просто курил сигареты другого сорта. А я, между прочим, могла бы и подумать об этом.
Человек в коридоре не шевелился и, видимо, соображал, как ему умнее поступить в непонятной ситуации. Я всегда считала, что давать людям возможность думать — это вредно, поэтому вскочила с кресла и, держа в руке пистолет, выбежала в коридор.
Вова Прокопенко стоял, держась за дверную ручку. Он явно собирался удрать, но ему не повезло: долго собирался.
Я показала ему пистолет и приветливо улыбнулась.
— Здравствуй, радость моя, — поздоровалась я и помахала ему стволом «макарова», — ты куда это собрался? Гулять уже поздно, темно на улице.
— Привет! — ответил он, глядя на пистолет. — Ты из ментовки? С ордером?
— Не-а, — призналась я, — я сама по себе. Да ты проходи, присаживайся, а то устал, наверное, после выступления, все поджилки трясутся.
— Не только, — сохраняя деревянное выражение лица, ответил Прокопенко.
Я отступила на шаг назад и пропустила его в комнату.
Он вошел, осмотрелся и, заметив разложенные на диване фотографии, уже по-другому взглянул на меня.
— Что значит: сама по себе? — спросил он. — Как мне это понимать? И зачем пистолет? Вы меня боитесь?
— Не как мужчину, — призналась я, — а как экспериментатора.
— Не понял! — Он еще раз огляделся и сделал шаг ко мне. Я не пошевелилась, пошевелился ствол моего «макарова».
— Вы сядьте, Вова, и слушайте, а я буду говорить, — тихо произнесла я. — При малейшем движении в мою сторону стреляю без предупреждения.
Прокопенко внимательно посмотрел на меня и решил в такие игры не играть. Он отошел и сел на стул, стоящий напротив дивана.
— Вы что-то хотите мне сообщить? — спросил он.
