рынка будущего, ей была известна конъюнктура и курс тамошнего рубля. Сама она там не бывала, но прекрасно понимала, что будущее дается человеку лишь один раз и ты обязан использовать свой шанс так, чтобы не было стыдно перед внуками и правнуками нашими…
Ксения сложила в сумку отрез крепдешина, палехскую шкатулку, хохломские ложки, пепельницу из малахита, янтарные бусы и множество вещей, которые вовсе не нужны дома, но выбрасывать жалко…
Заснул Удалов перед рассветом и во сне летал вместе со своим бородатым внуком над золотыми нивами светлого будущего.
Минц вышел с портфелем.
— Боюсь, — сказал он, — что у меня никуда не годный бартер.
— Я поделюсь, — обещал Удалов.
Перед агентством «Голден гууз» было людно. Отправляли группу. Вчерашняя женщина проверяла сумки, а нервный кавказец Георгий, сидевший в конторе, собирал деньги и шустро прятал их в сейф. На паспорта Минца и Удалова он взглянул мельком, словно они его на самом деле не интересовали.
— На улице ожидай, — говорил каждому кавказец. — На улице.
Выходя, они столкнулись с Мишей Стендалем.
Миша Стендаль — сотрудник гуслярской газеты «Гуслярское знамя»: раньше орган горкома, а теперь собственность коллектива редакции из шести человек во главе с товарищем Малюжкиным.
Миша склонился к уху Удалова и громко прошептал:
— Никому ни слова. Я выполняю редакционное задание.
— Слушаюсь, — ответил Удалов.
— Миша! — воскликнул Минц. — А вы что здесь делаете?
— Конспирация! — прошептал Удалов. — Он тоже на задании.
Женщина со скучным лицом появилась рядом, хотела о чем-то спросить, но Минц опередил ее своим вопросом:
— В какой год вы намерены нас отправить?
— В отдаленное будущее! — ответила женщина так, словно ее обидели.
— А год вам неизвестен?
— Говорят, что лет через сто, — сказала женщина. — Точнее меня не информировали. И попрошу на улицу, на построение!
На улице, у дверей в агентство, женщина выстроила всех шоп-туристов. Одиннадцать человек. Два или три лица Удалову были знакомы.
Женщина прошла вдоль строя.
— Участники шоп-тура, — сообщила она, — должны строго соблюдать правила поведения в чужом обществе. Запрещается вступать в разговоры с жителями будущего, навязывать им свои товары и услуги за пределами вещевого рынка. Любая попытка остаться в будущем или продлить срок своего тура будет наказываться денежным штрафом в десятикратном размере. Всем ясно?
— Простите, — сказал профессор Минц, вытирая платком вдруг взопревшую лысину, — а в десятикратном размере от чего?
— От максимума, — ответила женщина.
Алый рот ее совершал куда больше движений, чем следовало или было необходимо.
Кавказец выглянул из дверей и сказал:
— Можно запускать, Никита.
— Может быть, вы знаете, в какой год нас отправляют? — спросил у него Минц.
— Главное, — ответил кавказец, — не заблудиться. Будешь слушаться, вернешься живой и богатый.
Удалов тем временем смотрел на своих спутников. Семь мужчин, четыре женщины. Женщины все деловые, это было видно по джинсам и тугим объемистым сумкам. Из мужчин — трое молодых, Миша Стендаль — в расцвете сил, а трое, включая Удалова и Минца, склонились к закату.
Больше разглядеть Удалов не успел. Их быстро погнали по полутемному коридору, кавказец возглавлял шествие, а длиннолицая дама его замыкала. Потом в глаза ударил свет — и они оказались в зале, похожем на актовый зал типовой школы. В углу навалом лежали стулья. Они были покрыты красным ситцем с выцветшими белыми буквами лозунгов.
Посреди зала стоял автобус Павловского завода. Кавказец занял место за рулем, женщина подталкивала, торопила туристов, повторяя, что времени в обрез, если опоздаем, придется возвращаться не солоно…
Обшивка с сидений была сорвана, некоторые сели на пружины, другие на голую фанеру.
— Крепче держитесь, — приказал кавказец.
Чикита с красным ртом прошла к двери, возле которой крепился выключатель. Она повернула его, и свет в зале погас. Стало почти совсем темно. Автобус взревел и начал покачиваться. Поехал. Иногда его подбрасывало на колдобинах.
Удалов с трудом удерживался на сиденье, так что вглядываться в темноту не было возможности.
Затем стало светло, даже ярко. Оказалось, автобус выехал на залитый солнцем луг. Ласковое солнце катилось по серому небу. Пели птицы, хотя в августе они у нас обычно молчат.
— Вылезаем! — приказал кавказец.
Женщина с длинным лицом ждала их внизу, снаружи. От этого создавалось ощущение какого-то розыгрыша, дурной шутки. Правда, перемену в окружающем пейзаже объяснить было нелегко.
— Скорее, товарищи, скорее, господа! — звала женщина. — Мы теряем драгоценное время.
— Корнелий, запоминайте, все запоминайте! — прошипел Минц.
— Говорят, американским шпионам выдают кинокамеры размером с горошину, — сказал Миша Стендаль. — Жалко, что я не шпион.
Туристы, волоча сумки, поспешили за женщиной по зеленому полу искусственной лужайки. Солнце пекло немилосердно. Чикита и Георгий надели белые панамки. За углом забора началась улица. Улица была чистой, широкой, но дома какие-то скучные и почти без окон. По мостовой неслись закрытые машины неизвестной конструкции, по тротуарам шли люди в широкополых шляпах, длинных плащах или халатах и блестящих перчатках.
Удалов рассматривал жителей отдаленного будущего, но жители не обращали на него никакого внимания.
Минц тут же совершил проступок.
Он обратился к встречному:
— Вы не скажете мне, какой сегодня год?
— Две тысячи девяносто шестой, — ответил житель и прошел не останавливаясь.
— Ах, товарищ Минц, я этого от вас не ожидала! — воскликнула Чикита, скривив красные губы. — Не отворачивайтесь, не прячьте глаз! Если виноват, нужно уметь признать свою вину. Притормозите, Минц! Вы пойдете последним и пускай вам достанется на вещевом рынке самый плохой столик. Вы поняли? Осадите!
— Девушка! — рассердился Удалов, видя, каким унижениям подвергается профессор. — Вы знаете, с кем разговариваете?
— И с кем же?
— С мировой величиной! С профессором! Без пяти минут лауреатом Нобелевской премии.
— Ха-ха, — ответила Чикита. — Эти пять минут грозят затянуться. Здесь нет профессоров. Здесь шоп-тур. И прошу вас, гражданин Удалов, зарубить это себе на носу.
— Корнелий! — предостерег друга Минц. — Я не обижаюсь.
Минц тщательно подмигивал, но Удалов уже завелся и никак не мог понять, к чему его призывают.
Для жителей светлого будущего эта сцена представляла интерес. По крайней мере наконец-то шоп- туристы привлекли к себе внимание прохожих. Но реакция, на взгляд Удалова, была неадекватная.
— Ах, — воскликнула какая-то женщина, укрытая широким зонтом и темными стрекозиными очками. — Какой мужчина! Какая страсть…
