пить джин-тоник в ванной, сидеть с ногами на диване, ложиться спать, когда душе угодно и… господи, да вы только посмотрите! Телефон!
В углу комнаты, на моем новом столике, стоял телефон. А сверху лежала записка. Я вскочила на ноги и подбежала к столу.
«Вы не можете здесь жить без средств коммуникации, так что я провел телефон. Джосс».
Я улыбнулась. Педантично, коротко, но очень мило; к тому же теперь мне станет намного удобнее. Чтобы утихомирить Айво, я дала ему печенье и сразу же села звонить мистеру Мендельсону, агенту недвижимости. Который на этот раз оказался уже не таким милым. Более того, он говорил грубо и резко, а от прежнего заискивания не осталось и следа.
– Миссис Медоуз, боюсь, у меня для вас плохие новости. Я не смогу выручить за эти дома столько, сколько вы хотели.
– Неужели? И почему же?
– Видите ли, тот дом, в котором жили вы, еще ничего, хотя должен сказать, он весь пропитался сыростью, и декор безвкусный… – (Ах ты, наглый ублюдок, подумала я, закипая от злости, как ты смеешь так говорить о моем доме, хотела бы я посмотреть на твою дыру, дружок, покопаться за твоими диванами…) —…но другой дом! Дорогая моя миссис Медоуз!
– Что? Что значит «дорогая моя миссис Медоуз»?
– Вы туда давно наведывались?
– Да, пожалуй… вообще-то я там никогда не была. По крайней мере, внутри. Там жильцы, понимаете.
– Вот-вот, на самом деле никаких жильцов там быть не должно. Дом просто в позорном состоянии. Там нет центрального отопления, почти нет водопровода, со стен течет вода, а в одной спальне полностью обрушилась крыша, и жильцы накрыли комнату пластиковой пленкой, чтобы дождь не капал. В доме воняет гниющими коврами, и еще там крысы!
– Крысы? – неслышно отозвалась я. Телефон выскользнул из рук.
– Я, конечно, ни одной не видел, но могу предположить, что ловушки на кухне были расставлены именно для них. Мне очень жаль, но придется выставить этот дом на продажу с пометкой «нуждается в капитальном ремонте».
– Понятно.
– Вы что же, не подозревали об этом?
– Нет… я не очень интересовалась этим домом, – промямлила я. – Понимаете, мой муж всегда занимался этими вещами… то есть сдачей в аренду. – Господи, это же ужасающе унизительно! Пьяница, игрок, а теперь и арендодатель вроде Рэкмена, гребущий с людей деньги за проживание в антисанитарных условиях. Неужели я целых три года была замужем за этим человеком?
– Мне кажется, что единственный выход для вас – предоставить мне свободу; сколько дадут, столько и получим. Я, разумеется, сделаю все возможное, но при данных обстоятельствах…
– Конечно, конечно, – пробормотала я, сгорая от стыда. – Большое спасибо, мистер Мендельсон, просто… делайте, что в ваших силах.
Я опустила трубку, чувствуя легкую тошноту. Произвела несколько мысленных подсчетов, от которых затошнило еще сильнее, и взяла ручку и бумагу. Села и все аккуратно просчитала. Сначала долги Гарри, потом плату за аренду этого коттеджа – за полцены на первые несколько месяцев – самый минимум на жизнь, плату за газ и электричество. Слегка приукрасив ту сумму, которую мистер Мендельсон собирался выручить за дома, я вычла одно из другого и обнаружила… что увязла в долгах. В отчаянии я добавила то, что надеялась заработать заказами на обслуживание вечеринок, плюс если буду работать уборщицей пару дней в неделю, скрести полы, свежевать туши – что угодно. И поняла, что таким способом мне удастся продержаться чуть выше воды. Вот только работы у меня нет, и, прежде чем она появится, могут пройти недели, даже месяцы. Я со стуком уронила ручку и зарылась головой в ладони. Уставилась на стол. Есть только один выход. Придется мне отсюда съехать. Единственный способ остаться без убытков и как следует заботиться об Айво – переехать к Филли и занять денег у Тома. Две вещи во всем свете, которые мне хотелось делать меньше всего. Черт, черт, черт! Я скомкала листок в шарик, швырнула его о стену и расплакалась. Я ревела не на шутку, проникшись искренней и глубокой жалостью к самой себе. Спустя какое-то время я почувствовала, как кто-то тянет меня за рукав маленькой ручкой.
– Мамочка глустит. – Из-под согнутого локтя показалось тревожное личико Айво. Я посадила его на колени, вытерла лицо тыльной стороной ладони и улыбнулась.
– Нет, дорогой, вовсе нет, мамочка просто дурачится, и все. Жалеет себя и ведет себя глупо.
– Глюпо, – кивнул он, понимающе кивая.
– Айво! – (Я поняла вдруг, что мне действительно некуда деваться.) – Ты ведь будешь рад пожить с тетей Филли, да?
– И с тобой?
– Конечно, и со мной тоже, – горячо кивнула я. Я укутала его в зимний комбинезончик и надела пальто. Подойдя к двери, задумчиво оглядела свою маленькую гостиную. Теперь, когда я наконец все тут устроила, комната сияла светом и цветом. Яркие нитяные коврики, которые я привезла из Лондона, целиком закрывали неряшливый старый ковер; я привезла из дома настольные лампы, которые давали мягкий розовый отблеск вместе прежнего пугающего резкого электрического света над головой. Гобеленовые подушки разбросаны по выступающему подоконнику; на окнах – светлые занавески с розами, которые я усердно сшила на руках для нашей лондонской спальни и которые Гарри ненавидел; на стенах висели акварели, пастельные рисунки и наброски. Уродливый диван с ржавыми пружинами преобразился благодаря великолепному лоскутному покрывалу Элис; полки в альковах по обе стороны пылающего камина прогибались под весом моих книг. Все вещи, которые у меня накопились за многие годы, которые я любила, собрались в этой маленькой комнате, чтобы создать общий эффект – не побоюсь сказать – комнатки, словно сошедшей со страниц журнала «Загородные интерьеры», из статьи об уединенных деревенских коттеджах…
Я вздохнула и закрыла за собой дверь. Что грустить, подумаешь, кирпичи и известка.
– Пойдем, Айво. Нам пора.
Он ухватил мою ладонь одной рукой, другой – обнял коалу Билла, и мы торжественно зашагали по до сих пор покрытому льдом холму, чтобы проинформировать хозяина о грядущем отъезде. К тому же, храбрясь, подумала я, что такого ужасного, если я буду жить с Филли? Да тысячи одиноких матерей мечтают, чтобы у них была богатенькая сестра, к которой можно было бы переехать. Мне страшно повезло, что у меня есть такая возможность.
Стоял прекрасный морозный день, и голые темные деревья, окружавшие залитый мягким золотистым светом Фарлингс, резкими контурами вырисовывались на фоне лазурного неба. Мы прошли по двору, и нам навстречу кинулся выводок цыплят: они запищали у наших ног, надеясь, что мы принесли им обед. Один наглый петушок-бентамка зигзагами гнался за мной по краю дома до самой входной двери. Надо же, усмехнулась я, нажав дверной звонок, за мной увивается цыпленок!
Я позвонила и только лишь оторвала палец от звонка, как Джосс открыл дверь. Вырос передо мной в старой телогрейке и сапогах. У него был удивленный вид.
– Ничего себе. А я как раз собирался к вам заглянуть.
– А я и сама пришла.
Он приоткрыл дверь, пропуская меня в дом, и я вошла в освещенный мягким рассеянным светом холл с выложенным плиткой полом – единственную комнату, которую я до сих пор видела в этом громадном особняке. А другие мне теперь и не светит увидеть, с горечью поняла я. В камине горели дрова, как и в прошлый раз. Интересно, он каждый день его зажигает или это делают слуги, прежде чем погладить его газеты и подогреть сиденья для унитаза? Как бы то ни было, это была роскошь в ее высшем проявлении, и я мысленно пообещала себе, что в один прекрасный день, когда мой корабль наконец прибудет в порт – разумеется, это случится после того, как мы разберемся с одной маленькой никчемной финансовой неурядицей, – в моем потрясном холле эпохи Якова I тоже будет камин. А перед камином – парочка шотландских овчарок, как знать… Он захлопнул за мной дверь.
– Хотите выпить?
С полусонным Айво на руках я села в стоявшее у камина кожаное кресло с подлокотниками.
