мучилась утренней тошнотой и усталостью, что была только счастлива, когда он уезжал. Одним ртом меньше – так я считала. Где он пропадал, у каких друзей – я даже не запоминала. И имя Камерон мне ни о чем не говорило.
– Нет, я их не помню. Я знаю, что Гарри как-то уехал на уикенд, когда у меня уже почти начались схватки. Я была не в восторге, но куда он тогда отправился, не припоминаю.
– Точно, он был у Камеронов. Они живут в Элсворти-Холл, в Шропшире. Не знаю, бывала ли ты в Шропшире, Рози, но это очень скучное место. Много травы, много овец, охота, и, пожалуй, все. Так что люди учатся сами себя развлекать, придумывают себе всякие забавы. – Она горько улыбнулась и закурила. – А эти Камероны – дикая семейка, – мягко добавила она, выдыхая дым тонкой струйкой. – Все шестеро. Самый младший, Мики, хуже всех. Вконец спятивший ублюдок. Ему тогда было лет девятнадцать; в те выходные он приехал из Оксфорда и привез с собой приятелей из клуба «Пьерс Гэвестон». Среди них был и Тим.
– О! Правда? Надо же, как странно. Значит… – Я нахмурилась. – Погоди-ка, значит, Гарри тоже был с ним знаком? Он знал Тима?
– О, мы все знали Тима. И он всем нам понравился. Этот безумно красивый мальчик с ангельской внешностью, большими голубыми глазами и растрепанными светлыми кудрями… о да, мы все были без ума от Тима. И играли в его игры. До поры до времени.
– Какие еще игры?
– Ну, ты понимаешь. Те, в которые играют после ужина. Ты наверняка помнишь, какими мы были идиотами, Рози. Нам не терпелось нажраться в хлам, содрать с себя одежду и начать швыряться хлебом, танцевать на столе – вести себя как дети. Помню, как ты смотрела на нас за ужином: осуждающий и скучающий взгляд. Кажется, в такие моменты ты всегда уходила спать.
– О да. Может, я и зануда, но подобные развлечения не по мне.
– Но они как раз для меня, не так ли? Всем известно, что я за штучка. Старая проказница Шарлотта. Готова на все. Она не испортит веселья ни за что на свете. – Она сделала большой глоток – Да, проказница Шарлотта, – мягко повторила она. И посмотрела на меня. – Увы, даже я не осмелилась принять участие в некоторых забавах нашего милого мальчика Тима.
– В каких?
– Скажу лишь, что Тиму было мало игры в покер на раздевание; ему было мало видеть всех голыми. Он хотел увидеть их в действии.
– Черт. – Я выпучила глаза. – Ты хочешь сказать, что…
– Я извинилась и пошла спать, – продолжала она, – и, несомненно, пропустила самое интересное. Я искренне верю, что если я чего-то не видела, этого вроде как и не было, понимаешь? Так вот, на следующее утро я проснулась и обнаружила, что Боффи рядом нет, и подслеповато поплелась по коридору его искать. Я вошла в соседнюю дверь, в комнату Гарри, посмотреть, не ввалился ли он по ошибке туда, но комната была пуста. Тогда я открыла дверь напротив – это оказалась комната Тима – и увидела их. Половина гостей спали в одной постели. Так мило.
– То есть…
– Тим, Боффи, Гарри, две сестрички Камерон.
– Господи Иисусе. Гарри! И Лавиния! А я всегда считала ее такой святошей!
– Можешь мне поверить, с павлиньим пером в заднице у нее был не такой уж святой вид.
– Хочешь сказать… они были голые?
– Не совсем. Скорее, на разной стадии раздевания, что выглядело весьма нелепо. На них было все, что угодно – от женского белья до абажуров, бандажей для мошонки, виноградных гроздей и боа из перьев. Небритые, серые рожи. Они крепко спали, раскинув руки и ноги и раскрыв рты; повсюду валялись бутылки джина.
– Господи.
– Увидев меня, они очень засмущались. Боффи вывалился из комнаты в розовой ночнушке и поплелся за мной по коридору, божась на чем свет стоит, что это было всего лишь безобидное, забавное и совершенно невинное дурачество. Он настаивал, что ничего не было, и раскаивался, как невинный ягненок. Он был так искренне расстроен, так мил со мной все последующие дни, что я наконец сдалась и простила его. Решила, что это было всего лишь развлечение на одну ночь под влиянием спиртного и бог знает чего еще, и приказала себе забыть об этом случае, хотя в глубине души поклялась, что к Камеронам мы больше не поедем.
– Но я думала, тебе все это по душе. Бурное веселье, игры с переодеванием. Между прочим, я думала, что ты была зачинщицей.
– Неужели? Это все было напоказ, – с горечью проговорила она. – Видно, я хорошо сыграла свою роль. Нет, меня эти игры не так уж привлекали, зато Боффи их обожал и хотел, чтобы я в них участвовала, стала своей в их компании. Он всегда говорил, что ему жаль Гарри, потому что ты отказывалась развлекаться с нами. Он не подозревал, что я уважала тебя за это.
– Но ты всегда смотрела на меня свысока!
– Я просто завидовала, что тебе не приходится опускаться так низко, как мне. Я не прочь порезвиться за стенами собственного дома, но мне не очень нравится устраивать представление на публике. – (Ага, так я и поверила, подумала я.) Шарлотта вздохнула. – Так вот, после того случая мы какое-то время никуда не ходили. Сидели дома одни, пару раз устраивали тихие ужины, звали друзей поиграть в бридж, и ничего больше. По крайней мере, так мне казалось. – Она затушила сигарету и почти сразу же закурила вторую. – А потом начались азартные игры.
– В клубе «Клермонт? Так ты об этом знала?
– Я думала, что знала, Рози, но ошибалась. Потому что на самом деле ни в какие азартные игры они не играли. Не было никакого клуба «Клермонт». Не было проигрышей в блэкджек. Все это было прикрытием для других занятий.
– Для свиданий с Тимом. Он устраивал маскарады у себя дома.
– Что это значит?
– Они наряжались и разыгрывали фантазии. Знаешь, носили костюмы мультяшной белки, пожарника Сэма, архангела Гавриила и все такое.
– Они что, голубые? – выпалила я.
– Так и знала, что ты спросишь. Клянусь богом, мне кажется, что это не так. По крайней мере, – замялась она, – Боффи клянется богом, что это не так. Он говорит, что это было всего лишь игрой, которая вышла из-под контроля.
– Не пудри мне мозги, – взорвалась я. – Костюм архангела Гавриила? Это же женская одежда!
– Не думаю, что архангел Гавриил был женщиной.
– Но чем они там занимались? – взвизгнула я. – Что там происходило? Если они не голубые и не занимались… ну… всякими голубыми делами, что же они делали?
– Судя по всему, дурачились, как дети. Во-первых, они напивались до беспамятства. Потом Тим приносил коробку с костюмами, и каждый из них, порывшись, находил себе какую-нибудь роль. Если тебе доставалось играть пожарника Сэма, ты должен был носить форму, звонить в колокола и размахивать шлангом; если малыша-кролика – сиди себе в углу с соской и довольно агукай, и тому подобное.
– Господи, – выдохнула я, вдруг представив Гарри в подгузнике с соской во рту. – Это Боффи тебе рассказал?
– Рассказал, потому что я его заставила. Я знала, что там у них что-то творится, и пригрозила уйти от него, если он во всем не признается. Но он страшно боялся, что я что-нибудь кому-нибудь сболтну. Разумеется, он не в курсе, что я здесь.
– Нет, нет, конечно, – торопливо проговорила я. – Что еще он тебе рассказал?
– Немного. Только про костюмы. Оказывается, Гарри любил наряжаться Антеей Тернер, а Боффи всегда изображал ту блондинку, Банни из «Антикварных гастролей».[32] Он надевал светлый парик, брал пепельницы, делая вид, будто они антикварные, и болтал в воображаемую камеру о позолоте рококо восемнадцатого века. Если задуматься, их забавы были достаточно невинны.
Челюсть у меня отвисла до самой груди, глаза грозили вырваться из орбит. Невинны?
– О, а еще Боффи нравилось быть Сюзанной Чарлтон, – продолжала Шарлотта, выкладывая все. –
