общественного устройства Мекленбурга (отдельным репликам зал храбро аплодировал, словно выходил на Сенатскую площадь), даже пожертвовал однажды талон на ондатровую шапку. В ателье я оказался в двух шагах от самого Бобра — он покорно плелся за мастером с рулеткой на шее и выглядел как обыкновенный уставший старик, которому до смерти надоели служебные дела.
Семейная жизнь рождала новые заботы, и наши кланы постепенно отдалялись друг от друга: Римма жаловалась, что Клава зазнается, а Клава, видимо, решила, что она облагодетельствовала Римму, взяв моего друга в мужья, корабли расходились к своим горизонтам и в конце концов застыли на солидной дистанции друг от друга. Медленно, но верно пер Челюсть все выше и выше, уже неприлично было запросто приглашать его на стопарь в буфетик гостиницы, что на Негрязке, а потом я попал под его кураторство, ви дел почти ежедневно то у него в кабинете, то в коридорах, радовался его демократизму и приветственному «старик»,— как говорит шекспировский Антоний: «О, мои салатные дни, когда я был зелен в своих суждениях!»
…Рэй Хилсмен опоздал на десять минут, на этот раз он восседал в «кадиллаке» с обычным номерным знаком — вполне разумная предосторожность: совсем недавно шалуны–мальчишки, насмотревшись шпионских фильмов, заприметили автомобиль с дипломатическим номером в тихой улочке на окраине города, стукнули в полицию, та отстучала в контрразведку, район прочесали и засекли водителя машины — коварного ливийца, который вел сладкие беседы с израильским охранником.
Рэй, не перебивая, выслушал мой рассказ о таинственном незнакомце, так взбудоражившем Генри, и записал кое–что в блокнот.
— Как вы думаете, кто это может быть?
— Этот вопрос я хотел задать и вам! — Я улыбнулся в ответ белоснежной улыбкой.
Он долго рассматривал пакет с адресом, все больше укрепляя во мне подозрение, что вся эта комби нация задумана американцами для проверки честности безупречного Алекса.
— Я должен проконсультироваться с Вашингтоном. Мы можем встретиться завтра?
— Только не в этой дыре, я не люблю Ист–энд. Чем вы тут занимаетесь? Вербуете троцкистов?
— Все–таки вы сноб, Алекс. Как насчет района Баттерси?
— О'кэй!
Домой я поехал через Челси, где заскочил в любимый магазин деликатесов, забитый солеными пчелками, жареными кузнечиками, лягушками и осьминогами, купил там пару банок улиток, которые любила Кэти, а заодно прошелся по Слоун–сквер и взглянул на театральный репертуар «Ройал Корта» — Кэти уже начала донимать меня своими стенаниями о нашей пресной несветской жизни.
На современную драму с ее рассерженными молодыми людьми на грязной кухне меня не тянуло, знал я все эти штуки, что нового могли поведать мне эти актеры? Ходил я только в Королевский Шекспировский из любви к покойному шекспироведу–папаше (пару раз проводил там моментальные передачи в туалете), что театр для несравненного лицедея Алекса? Семечки! Разве он сам не целый театр? Пожалуйста, на любую роль — от короля до шута! — весь Монастырь забросил бы подрывную деятельность и стоя аплодировал бы в партере!
На другой день я спустился со своих хемстедских холмов в долины Баттерси и остановился прямо у парка, уставленного модернистской скульптурой.
Как ни странно, на лоне природы эти искореженные обрубки отлично смотрелись и нравились даже мне, закаленному реалисту,— в свое время мы с Риммой частенько забегали в музей имени Внука Арапа Петра Великого, где в греческом портике давила своим могуществом гигантская статуя Давида, на которого вечно глазели бойскауты, потрясенные оголенным фаллосом, а их предводительницы, старые девы в красных галстуках, тщетно пытались оттащить племя молодое, незнакомое в зал не менее растленных импрессионистов.
На этот раз Хилсмен не опоздал.
— Я связался с директором,— начал он с ходу,— и он высказал интересную мысль. А что если вам поехать самому в Каир и попытаться установить этого человека?
Совершенно не светила мне эта грандиозная идея директора, тем паче, что скорее всего американцы готовили мне проверочную комбинацию.
— Неужели у вас нет другого человека для этого дельца?
— Эти арабы недавно разгромили нашу каирскую резидентуру и арестовали несколько агентов. А вам все карты в руки, Алекс! Кто будет проявлять интерес к австралийскому подданному? Или возьмите другой паспорт!
— Но вряд ли я справлюсь с этим делом один!
— Помните, вы рассказывали о вашем агенте, бывшем египетском после? Кажется, он живет в Монтре. У него наверняка остались связи на родине. Полетите в Швейцарию, а оттуда в Каир. Связь будем держать по телефону, я вам дам незасвеченный номер.
Славно работал директор, а точнее сам Рэй, не такой уж болван оказался волшебник Гудвин, все предусмотрел.
— Если вы считаете необходимым, я, конечно, поеду,— скромно согласился я.
— Пожалуйста, подготовьте приблизительный план ваших действий! — завершил беседу волшебник Гудвин. О, эти планы, а я–то думал, что их обожают только в плановом Мекленбурге!
Кэти не пришла в восторг от моей очередной командировки в поисках рынка сбыта для радиопродукции, но истерику не закатила и даже поцеловала в щеку (а заодно и обнюхала на предмет, как выразился бы Чижик, выявления запахов чужих дамских духов).
Поздно ночью я разыграл перед Кэти приступы боли в животе, похожие на аппендицит и, несмотря на ее уговоры вызвать «Скорую», решил доехать до больницы сам, благо она была совсем рядом (Кэти бегала по квартире, заламывая руки), сел в автомобиль, посетил больницу (там, естественно, ничего не обнаружили, но посоветовали не есть ничего острого), затем покрутил по проверочному маршруту и нанес на столб у лавки Рэгги (Чижик сказал бы: на обусловленный столб) меловую черту.
Уединившись в комнате, я составил и зашифровал сообщение в Центр.
«Несколько дней назад ночью к «Эрику» явился незнакомый человек в маске, представился, как Рамон Гонзалес, говорил с ним по–английски с испанским акцентом. Беседа проходила в темноте, «Эрик» только заметил, что Гонзалес брюнет, хотя, по моему мнению, незнакомец пользовался париком. Гонзалес обнаружил отличное знание всего дела «Эрика», включая обстоятельства его вербовки и связь с «Бертой». Моего имени незнакомец не называл. Целью его прихода являлась вербовка «Эрика», которому был оставлен адрес в Каире для связи.
Об этом визите я сообщил «Фреду», и тот, связавшись с «Пауками», предложил мне вылететь в Каир для установления незнакомца, предварительно заехав в Женеву для встречи с «Али», имеющего в Каире контакты. По моему мнению, «Пауки» начали мою проверку. Срочно прошу указаний по делу, а также условия связи на Каир. Том».
Перед моменталкой я проверялся часа три и взмок от напряжения.
На подходе к магазину «Экспресс» я взглянул на часы — такие операции проводятся секунда в секунду,— свернул за угол и прямо у входа столкнулся с мертвецки бледным парнем с букетом гвоздик (опознавательный признак), который дохнул перегаром и на ходу подставил ладонь. Туда я ловко и сунул спичечный мини–коробок с посланием,— моменталка прошла по высокому классу, паренек спокойно проследовал своим путем, а я, покрутившись в магазине, вышел на улицу, добрался до своей «газели» и возвратился домой.
На следующий день в то же время я снова вошел в «Экспресс» (на этот раз операцию проводил рыжий вахлак в отечественном плаще, от него тоже несло, как из бочки — черт знает что! что они делают у себя в посольстве?) и принял тот же мини–коробок.
Ответ был краток:
«Вам следует выйти на явку в Монтре (Швейцария, рядом с Женевой) 11 января в 17.00. Место встречи: у здания ресторана на железнодорожной станции. Пароль: «Вы не знаете, где здесь кинотеатр «Блюз»? Отзыв: «Не знаю. Я приехал из Брайтона». Запасная встреча на следующий день по тем же условиям».
Я легко зарегистрировал указания в своей феноменальной памяти и, зайдя в туалет, отправил клоч ки телеграммы в лондонскую канализацию. Неожиданное волнение охватило меня: слишком много иксов и
