выдвигать ящики, вынимать из них содержимое и сваливать его на стол. Кое-что из этой груды полетело в корзину, что-то – в раскрытую сумку, а основная часть сваливалась обратно в ящики уже безо всякой сортировки.
Девушка находилась в таком возбужденном состоянии, что не замечала ни моего, ни Ирининого присутствия. Я видела ее только в профиль, но и так было понятно, что она еле сдерживается, чтобы не зареветь. Ящиками она хлопала, будто из пушки палила: злобно, громко и мстительно.
Я неслышно отступила к порогу и указала Ирине сперва на уволенную девушку, потом на себя и затем на дверь. Клиентка поняла меня: это означало, что я сейчас выйду в коридор и постараюсь перехватить эту Малинкину и под каким-нибудь благовидным предлогом выведаю у нее, что тут произошло. А Акулова останется здесь, продолжит улаживать свои дела как ни в чем не бывало.
Ирина перехватила мой взгляд и наклонила голову. Эта женщина нравилась мне все больше и больше – ни лишних вопросов, ни возгласов, ни хватания за рукав. Редко когда мне попадалась такая удачная клиентка.
Итак, я выскользнула в коридор и приготовилась ловить Малинкину. Долго ждать не пришлось – растрепанная, взвинченная до истерики девушка в ботиках и расстегнутой куртке с намотанным поверх нее длинным шарфом выскочила из секретариата через полминуты. К себе она прижимала раскрытую сумку, откуда торчали каблуки сменных туфель, кружка для кофе и косметичка.
Посмотрела сквозь меня невидящими глазами, в которых уже начинали собираться слезы, и рванула было вниз по лестнице. Но я успела подскочить и деликатно попридержать ее под локоток:
– Госпожа Малинкина? Простите, не знаю вашего имени-отчества. Я бы хотела с вами поговорить... Поверьте, этот разговор будет для вас представлять несомненный интерес.
Я говорила лисьим, вкрадчивым тоном, но на девушку он не подействовал.
– Кто вы? – нервно спросила она.
– Я? Я, ну, скажем так: представитель конкурирующей фирмы. Мы давно присматривались к вашей работе и хотели пригласить к нам на собеседование. Мне кажется, что сейчас, когда вы остались без места и к тому же когда с вами поступили так несправедливо, мы можем быть особенно заинтересованы друг в друге.
– Откуда вы знаете, что меня уволили? – хлопнула она глазами. От этого по щекам у Малинкиной потекли две слезинки, но она не плакала, а просто вытерла их, перехватив свою сумку и сердито проведя по лицу тыльной стороной ладони.
– Разве вы ничего не знаете о системе промышленного шпионажа? – выдвинула я аргумент, еще вчера только услышанный от своей клиентки. – Это здание начинено средствами прослушки, как американское посольство. Мы знаем о вас все – даже то, в какие периоды у ваших сотрудниц начинаются критические дни. Современная техника, знаете ли...
– Ну вот! – вдруг крикнула она, и так громко, что этот крик отразился от старых каменных стен. – Ну, вот, я так и знала! Нас просто выслеживают, и все! И никто не виноват! А про Светку с Ленкой говорили, что они предательницы!
– Кто говорил? – ласково спросила я, незаметно увлекая собеседницу в сторонку от прохода к лестнице, где мы стояли. На нас стали посматривать, и мне это не нравилось.
– Все! Ну, то есть официально, конечно, об этом не объявляли, но гаденький такой слушок кто-то пустил – и все поверили! Потому что удобнее считать, что девчонок убили из-за того, что они шпионили, чем признать, что в компании действует просто маньяк!
– Какой маньяк?
– Сексуальный!
Опа! Какой неожиданный поворот темы. Мало того, что здесь, на Модной неделе, люди гибнут, как бабочки в холодную погоду, так еще и сексуальный маньяк портит удовольствие. Честно говоря, в маньяка я не особенно поверила (потому что если Анатолий Пищик был убит и засунут в чемодан на сексуальной почве, то у этого маньяка как минимум странный вкус), но, сделав страшные глаза, прошептала трагическим шепотом:
– Госпожа Малинкина! Простите, мне не хотелось бы общаться так официально... Как вас зовут?
– Вы же говорили, что знаете о нас все? – насторожилась она.
Да, девочка не промах! Ловит на слове.
– Говоря «мы», я имела в виду нашу организацию, – выкрутилась я. – У нас работают сотни человек. Моя голова не компьютер, я не могу запомнить такой объем информации... Итак, вас зовут?..
– Рита.
– Прекрасно. Нисколько не сомневалась, что у вас именно какое-то такое, романтическое и довольно редкое имя.
– Не надо, – проворчала она. – Обычное имя, средней красивости и нисколько не редкое. Я не дура, со мной можно говорить нормально, без дешевой лести.
Я пожала плечами:
– Мне действительно нравится имя Маргарита, но я готова не развивать эту тему, если вам она неприятна. Итак, Рита, где мы можем поговорить?
Она подумала, наклонив голову с гладко зачесанными назад волосами.
– Не могу предложить ничего лучше, чем кафе на верхнем этаже. Кухня там отвратительная, но кофе варят хороший.
– Отлично.
Рита еще раз перехватила свою сумку (я хотела было предложить ей помощь, но не решилась, заметив ее решительно задранный нос) и направилась впереди меня к лифту. Я, кстати сказать, и не ожидала, что в этом старом здании существует лифт. Да еще такой современный: бесшумный и вместительный. Кроме нас, в него набилось не менее десяти человек, но наверх мы поднялись за считаные секунды.
В круглой, как башенка, кафе-«стекляшке» тоже суетились люди. У всех на лицах было написано такое деловое и озабоченное выражение, что несведущему человеку могло показаться, будто он наблюдает не за служащими модной индустрии, а как минимум за работниками сверхсекретного конструкторского бюро. Но тем проще было затеряться в этом царстве деловых людей; взяв по кофе и «наполеону», мы с Ритой уединились за крайним столиком, скрытым от глаз алюминиевой колонной, на всякий случай отключили телефоны и приступили к беседе.
– Что вы мне хотите предложить? – Рита обладала способностью сразу брать быка за рога. – Работу или деньги?
– Пока только деньги, – осторожно ответила я. – Но потом, когда наша организация наберет вес и силу... А произойти это должно совсем скоро... Вот тогда вы можете рассчитывать на очень приличную должность с очень приятным окладом.
– Сколько вы мне заплатите сейчас?
– Ну... это будет зависеть от того, какую ценность представляет ваша информация.
– Тысяча долларов, – лаконично оборвала меня Рита.
– Как, как?
– Тысяча. Вернее, две тысячи. Одна – за Светку, одна – за Ленку. Только не начинайте мне снова вешать лапшу на уши про то, какая крутая ваша организация и как она все знает. Если вы до сих пор не узнали о том, как убили наших девчонок, значит, крутизны у вас столько же, сколько у киосков «Союзпечати», – она пригубила свой кофе и вынула из сумки, которую незадолго до того повесила на ручку стула, пачку довольно крепких для девушек сигарет. – Зачем вам нужны эти сведения – не моя забота, – продолжила Рита, закуривая, – но они вам нужны, и дуриком их из меня вам не вытащить. Тысяча долларов за каждую, я сказала, тысяча. Или не будет у нас разговора.
А девочка-то не пропадет, несмотря на то что ее уволили, снова подумала я. Хватка у Малинкиной бульдожья. А раз так, то не будем, в самом деле, морочить друг другу голову.
Я молча вытащила портмоне и выложила перед ней семь зеленых сотенных купюр. Больше с собой просто не было.
– Это аванс, – пояснила я в ответ на ее вопросительный взгляд. – Чтобы вы просто не усомнились в моих добрых намерениях. Остальную сумму получите через полчаса, когда предоставите мне полную информацию.
