пятьдесят пять, он был невысокого роста, хотя и полной комплекции, с круглым мягким лицом и лысиной, которую он пытался прикрывать старательно зачесанными назад прядями. На нем был великолепный костюм темно-синего цвета в еле заметную бирюзовую полоску и тонкая рубашка с расстегнутым воротом. Галстука – а галстук безусловно должен предполагаться у человека, носящего такой костюм, – не было.
Обдумав все как следует, я решилась прервать молчание.
– Как вы нашли... это? Просто окрыли кофр и... эээ... напоролись?
– Да... я решила проверить, в каком состоянии долетели мои костюмы... раскрыла первый же кофр и... еще когда раскрывала, удивилась, что он такой тяжелый...
– Понятно. А к другим не прикасались?
Она на мгновение раскрыла и снова закрыла глаза.
– Нет, я посмотрела... Только приоткрыла замки. Там все в порядке, там вещи. Просто я... как и все мы... никто из нас не заметил, что там, в аэропорту... мы захватили четвертый кофр...
– Как-как?
Ирина перевела дух, чтобы набраться сил объяснить мне все сначала, но я и так все поняла. Четвертый кофр! Ну, конечно! Ведь у стены их стоит ровно четыре, а с собой мы везли три. Я еще в Тарасове пересчитала весь багаж и взяла на заметку: кофров с коллекцией – три штуки!
А этот – четвертый! Значит, там, во время суматохи с нападением, когда мы отбились от парней, которые хотели украсть наш багаж, в спешке мы захватили с собой лишний, четвертый, кофр! Четвертый кофр – с трупом!
То-то наш багаж никак не хотел вставать на тележку – там просто не было места для незапланированного чемодана! И водитель автобуса, как его, Вадим Иваныч, тоже удивлялся, почему у нас такой тяжелый багаж!
Погодите, но что же это тогда значит? А вот что. Этот кофр был подброшен нам вместе с другими, пустыми сумками-чемоданами. Кто-то очень хотел, чтобы мы увезли с собой убитого Пищика или, на худой конец, как-то засветили свою принадлежность к кофру с жуткой «начинкой», и тогда подозрения в убийстве нашей компании было бы не избежать!
Ничего себе!
Открытым остается вопрос: связаны ли попытки во что бы то ни стало сорвать показ коллекции Ирины Акуловой с этим убийством? И кому помешал директор Модной недели?
– Как только я его увидела, сразу побежала к вам в номер... постучала – вы не открыли... там кто-то начал спускаться по лестнице, я испугалась, сама не знаю чего... нервы не в порядке... и вернулась обратно, позвонила вам и... и вот, – говорила тем временем Ирина.
Плечи у нее вздрагивали.
Я кивнула, соображая. Снова взглянула в удостоверение, которое держала в руках.
– Пищик Анатолий Григорьевич. Директор Модной недели. Вы его знали? Хотя бы заочно?
– Заочно – да, – пробормотала Ирина. – Мы списывались, обменивались документами по факсу и электронной почте, несколько раз говорили по телефону... Это еще на этапе подготовки моего приезда... Когда только решалось, буду ли я участвовать в показах... А лично ни разу не сталкивались, нет...
– Кроме этих организационных моментов, какие-то еще общие дела с этим господином у вас были?
– Нет, нет, что вы, никаких...
– А у ваших девочек или администратора?
– Господи, да откуда?!
М-да. Предстояло еще решить, что делать с трупом. Оставлять его в гостинице невозможно – для Ирины это будет неподходящий сосед, к тому же и за номер он не заплатил. Переносить его к себе мне тоже не улыбалось по тем же причинам.
– Игорь! – сказала я. – Ваш охранник! Где он?
– Он? Наверное, у себя. Он живет в соседнем номере, через стенку.
– Почему вы ему не позвонили? Зовите его сюда, он должен помочь нам избавиться от этого, – я кивнула на тело, – непрошеного визитера.
– А как?
– Это уже его дело. По-моему, самое лучшее – увезти его куда подальше, в место побезлюднее, если в Москве есть такое место, и сделать анонимный звонок в милицию. С гражданской позиции это, конечно, не совсем правильно, но это единственный способ хотя бы на несколько дней избежать допросов в милиции. Там нас с вами могут задержать на несколько часов, а то и дней.
– Но я не могу терять часы, а тем более дни, я...
– Вот и я про то же. А вообще, Ирина Михайловна, я бы посоветовала вам распорядиться, чтобы Воронов поселился в вашем же номере. У вас две комнаты, вы можете устроиться вполне комфортно. Конечно, с точки зрения приличий лучше, чтобы с вами эту неделю пожила я, но моя задача – охранять коллекцию. И я сторонник разделения обязанностей – раз функции личной охраны возложены именно на Игоря, то ему и карты в руки. А кофры с платьями мы перенесем ко мне в номер.
– Нет! – вдруг резко и с силой возразила Акулова. – Я никогда не буду жить в номере с посторонним мужчиной! Никогда!
Ее бледное лицо стало покрываться розовыми пятнами. Нервные пальцы забегали по отвороту блузки и обратно.
– Это совершенно невозможно и недопустимо! И потом, что я скажу мужу?
– Я думаю, в данной ситуации он вас поймет.
– Нет! Никогда! Вы его не знаете, и вообще... Я буду жить одна! Это не обсуждается.
Ее детское упрямство мне, конечно, не понравилось, но что можно было сделать? Акулова сжала губы и так твердо на меня посмотрела, что мне стало ясно – Ирину не переубедить.
– Хорошо, но вы хотя бы телефон всегда держите под рукой. И сейчас же зовите сюда Воронова.
Не имеет смысла описывать изумление Игоря, его вопросы и то, что мы на них отвечали. Фактически повторилась та же самая сцена, что и со мной: удивление, настороженность, напряженное раздумье. В конце концов было решено, что Игорь вызовет такси и под предлогом переноса в Гостиный Двор, где будут проходить показы Недели, кое-какого нашего оборудования, вывезет кофр куда-нибудь в лесополосу.
– По пути я буду пересаживаться в несколько таксомоторов, – пояснил он, – и, таким образом, отследить мое передвижение путем опроса шоферской братии будет практически невозможно. Вас, дамы, я бы попросил не вступать в контакт ни с кем из посторонних до моего возвращения. Отпечатки ваших пальцев на кофре необходимо стереть.
Акулова дернулась, а я протянула Игорю удостоверение убитого и то, что нашлось в его карманах:
– Это нужно положить обратно в его костюм. И тоже стереть отпечатки.
Удостоверение, носовой платок и валидол Игорь у меня принял, а деньги беззастенчиво запихнул в свой карман. И подмигнул мне:
– Я человек не бедный, но дарить тому, кто найдет труп, такую приличную сумму не в моих правилах. Тем более что первыми нашли этого бедолагу все-таки мы. А покойному они все равно уже не нужны.
Определенный резон (если принять предложенную им долю цинизма) в словах Воронова был, но меня все равно покоробило от мысли, что сейчас Игорь, по сути, ограбил мертвого.
Воронов почувствовал это, но, кажется, нисколько не смутился. Заметил, положив руку мне на плечо:
– Женя, эти деньги пойдут на то, чтобы несколько часов поколесить по Москве в таксомоторах, заметая следы, а кроме того, не исключено, что придется подкупить и самих водителей. А впоследствии – и ментов! Почему мы должны тратить на это свое, кровно заработанное?
– Ты прав, – вмешалась Ирина, и тема, таким образом, была закрыта.
Воронов шагнул к телу, и мы с Ириной вышли из комнаты. Она – потому что не могла заставить себя еще раз посмотреть на труп, я – главным образом для того, чтобы поддержать свою клиентку.
– Женя, пойдемте к вам? – устало попросила она. – Не хочу видеть, как Игорь будет
