– Если учитывать, что один из нас, возможно, не вернется из боя или, в другом случае, обоим настанет конец, то почему бы напоследок и не сказать? Зови меня Макс.
– Почти такое же имя... с окончаниями на «икс».
– Да... – задумчиво произнес Шериф, как бы что-то взвешивая в мозгу, вроде речь шла и не о нем, – Максим Максимович Семенов...
«Все правильно», – констатировала мысленно я. Наконец-то все окончательно прояснилось, уже и на вербальном уровне.
Несмотря на то что это было слишком невероятно. Вот где я уже встречалась с этим проницательным взглядом красивых и умных глаз. Этого импозантного кавалера, который, казалось, сошел в этот мир с картин Микеланджело, эту ожившую красоту и стать древних статуй я уже видела... на фотографиях в семейном альбоме Албены. Однако каков подлец!
– Да, в принципе, можно было предположить, что ты не тот, за кого себя выдаешь, – Ваха с наслаждением затянулся крепкой сигарой.
– Документы я получил от Арифа, он «увел» их у настоящего Александра Мельхорна, с которым познакомился в баре. Идея пришла к нему в голову спонтанно. Вот он и стырил для меня почти все ксивы, какие имелись у этого лоха.
– Да уж, эта тварь была предана тебе как собака. Вы даже похожи чем-то.
– И чем же? – Семенов-Мельхорн криво усмехнулся.
– Ну, скажем, фигурой, одинаковый цвет волос. Вы даже стриглись однотипно. Я одно время и сам думал, что ты тоже это... того, – Ваха усмехнулся.
– Что «того»? – бросил презрительный взгляд на подручного фальшивый Мельхорн.
– Ну, это я так... к слову. В том смысле, что вы были как два братана. Я-то знал, что за птичка незабвенный Ариф, – Ваха явно намекал на гомосексуальные склонности Арифа.
– Да, мы были неразлучны, – парировал Макс, разглядывая сверкающие бриллиантами инициалы на массивном перстне. – Но нет, только не это. Только содомского греха мне недоставало. Кстати, именно он и стал моей первой «мокрой» жертвой. И именно эти грешки Арифа послужили поводом для убийства. Я и в самом деле этого не хотел, – Семенов снова окинул Ваху презрительным взглядом. – И не делай скептической мины. Я не хо-те-ел его уби-и-в-ать, – почти пропел он.
– Но тем не менее...
– Он был моим лучшим другом, – продолжил Макс. – И о его смерти жалею до сих пор. Ты правильно заметил, что он был, как преданная собака. Но его дружеские чувства были подкреплены чем-то большим.
Семенов расплылся в улыбке.
– Как все это вышло?
– Мы поехали на рыбалку. Я всегда знал про его педерастию, но он никогда не приставал ко мне. А тут мы выпили, никого не было. И он стал как-то странно смотреть на меня. Я замечал это и раньше, но знал, что Ариф умеет держать себя в рамках приличий.
– Ты говоришь о приличиях, как английский лорд или немецкий барон.
– Ваха, прошу тебя... Будь хоть иногда человеком. Это память о лучшем друге.
– Которого ты убил собственноручно.
– Да, – тяжело выдохнул Макс и закрыл свое прекрасное лицо ладонями. – Я не хотел. Он был мне как брат, и я не чувствовал в нем гомосексуалиста. Это чуждо моему восприятию мира. Я не думал, что так все серьезно с его стороны...
– Что же все-таки произошло?
– Я был с ним, – выдавил из себя Макс. – В жизни так бывает. Я красив, сам это знаю. Женщины меня обожали, даже когда я был нищим студентом. В институте одна пожилая преподавательница даже рисовала мне пятерки, ничего не понимавшему в ее предмете, буквально за красивые глазки. Женщины обеспечивали меня – я начинал самостоятельную жизнь альфонсом. За это меня, вероятно, не воспринимала родня жены. И женился довольно удачно. В молодости, если бы мне сказали, что я буду сказочно богат, я, считавший стипендионные гроши, просто плюнул бы этому оптимисту в лицо.
– Мы отвлеклись от темы. – Ваха наполнил бокалы себе и Максу.
– Да-да, – Макс как-то покорно пригубил, словно пил последнюю чашу судьбы, и, огорченно мотнув головой, продолжал: – Ариф встал передо мной на колени и признался в любви. Но я не могу испытывать к мужчине того же, как бы хорошо к нему ни относился. Но это только с одной стороны... Но я вдруг подумал, что женщин я видел разных. А мужчина? Не знаю, но что-то на меня нашло. Короче, я...
Макс замолчал, предоставляя собеседнику самому домыслить то, что произошло между друзьями на той рыбалке.
– Ну и как? – съехидничал после некоторой паузы Ваха.
– Да не очень, если честно, – скептически поморщился Мельхорн. – Он, конечно, тащился. Но для меня это было, как с простынью. В простонародье это называется «Игра в Дуню Кулакову».
– А говоришь – не поголубел, – Ваха криво усмехнулся в ус.
– Заткнись! – оборвал его Макс. – Наутро он мне, да и я сам себе стал противен. Я набросился на него и жестоко избил, а он даже не сопротивлялся. Он принимал мои удары, как долгожданное страдание. Преданным, как собака, он оказался до последнего момента жизни. Когда я понял, что делаю, было уже поздно. Я склонился над изуродованным, истекающим кровью телом и спросил, можно ли ему чем-то помочь, и начал оправдываться. Но он сам меня успокоил. Именно он посоветовал поступить с ним так, как я и сделал впоследствии.
– То есть выдал труп Арифа за свой?
– Да. Лицо было настолько обезображено, что опознать потом не смог бы даже самый близкий человек. Ко всему прочему, я одел его в свои спортивные шорты, а потом повесил на шею амулет. И жена клюнула на это – меня признали мертвым, а Арифа – пропавшим без вести. Его бы, кстати, никто особо искать не стал. Родственников у него здесь нет, а те, которые остались в Азербайджане, относились к нему не слишком тепло. Умирая, Ариф простил мне грех убийства и сказал последнее «спасибо» за лучшую ночь в его жизни...
Семенов помедлил и словно выдавил из себя:
– И за худшую в моей...
– Прямо-таки «жития святых», – снова грубо пошутил Ваха.
– Не будь таким циничным. Мы и сами стоим на пороге смерти. Ариф... – Макс задумался. – Наверное, он и был святым. Если, конечно, у чертей бывают святые в преисподней. Если есть адский рай, то Ариф, несомненно, уже там. Вся остальная серия убийств была каким-то наваждением. Мне легко было отдавать тебе распоряжения, ведь я погубил лучшего друга, а все остальное уже не так страшно.
– А Анечку Воронцову тебе не жалко?
– А тебе? – в упор глядя на Ваху, спросил Макс. – Ты ведь тоже был к ней неравнодушен.
– Анечку мы все любили.
– Да уж, известная шлюха. Она слишком много знала.
– Но у вас была безумная любовь.
– Нет! Возможно, с моей стороны, это и была любовь. Но с ее...
– А что, разве она тебя не любила?
– С ее стороны был страх. Я ведь рассказывал ей практически все. Наверное, все-таки жалею я о ней. С другой стороны, если ты помнишь, нужно было повесить убийство Воронцовой и ее немецкого жениха на частного детектива, наступавшего нам постоянно на хвост. С-сука! – выругался Семенов и стукнул кулаком по креслу.
В тот момент я внутренне была горда за свои способности.
– Неужели?! – Ваха вдруг расхохотался. – Что-то тебе слишком многих стало жалко... Может быть, ты жалеешь и о том пенсионере-пьянице из рыбацкого поселка, которого ты приказал мне замочить сразу после случая с Арифом?
– Нет, о нем не жалею, – жестко ответил Семенов. – Пока я избивал Арифа, поблизости вроде бы никого не было. И вот он уже умирает. И тут я слышу хруст в десяти шагах за моей спиной. Сначала я подумал, что животное какое или птица... Но обнаружил там запуганного до смерти синяка с вытаращенными глазами.
