— То есть? — не понял Иван.
— Ты сказал — выжил из ума. Это не так, мой отважный и глупый лягушонок! Я сохранил свой ум. Но я, к сожалению, не выжил. Тебя, видно, обманывает весь этот антураж, так? — Демократор указал на куб, трон и самого себя.
— Вот я и говорю — маразм! Старческий психоз! — упрямо выпалил Иван.
Верховный Демократор, властитель Меж-архаанья, не обиделся. Он лишь вздохнул сокрушенно. И будто выполняя тяжкую, но необходимую работу, растолковал Ивану:
— Ты опять не прав! Маразм — и психоз могут быть у выжившего. А я, как уже тысячу раз было говорено, не выжил!
— Не выжил, значит, умер? — сделал вывод Иван.
— Ну вот, и ты умеешь соображать, когда захочешь! Очень разумненький лягушонок. Именно умер! Но сохранил свой клономозг в рассредоточенном состоянии. А это все макет, муляж! Меня нету!
— Не верю!
Верховник вдруг поднял вверх левую мосластую руку, вцепился правой в кисть. И с силой ударил длиннющим предплечьем о колено. Рука с хрустом и треском обломилась.
— Гляди! — он поднял в правой отломленную левую, потряс ею словно мечом, а потом швырнул в гундосового. Да так ловко, что угодил тому прямо в лоб. Гундосый нагнулся, поднял обрубок, приложил к груди и преданно поглядел на Демократора.
Ивану в очередной раз показалось, что он сходит с ума.
— Значит, тебя нету? — спросил он глуповато.
— Меня нет в этом теле. Меня нет в какой-либо определенной точке пространства. Но я есть и существую как рассредотачивающаяся и концентрирующаяся при необходимости квазиматериальная субстанция. Я вот могу, например, взять и сконденсироваться в твоем мозгу, понял, лягушонок!
— Нет! Не надо! — Ивана передернуло от подобной идеи. Он даже не смог сдержаться, хотя знал, просьбы тут и пожелания ни в грош не ставят.
— Ну, не надо, так не надо, — согласился Демократор, — когда будет надо, тогда и вселимся в тебя. Ты только не думай, что это очень почетно и приятно! Ведь не захотел бы ты переселиться в какую-нибудь мерзкую жабу или в гнусного и поганого червя?
— Нет!
— Вот и я не хочу. Но ежели потребуется, для дела, стало быть, тогда не обессудь, лягушонок!
— Не потребуется! — уперся Иван.
— Ну-у, видно, ты знаешь больше всех и умеешь предугадывать будущее! — Верховник поджал под себя длинные и нескладные ноги. Иван видел, как прямо на глазах у этого «муляжа-макета» отрастала новая левая рука.
— С кем ни говоришь, никого, получается, нету! — ворчливо произнес Иван, глядя на тоненькие вытягивающиеся пальцы, на вырастающие и тут же загибающиеся черные когти. — Все рассредоточены, все — и тут, и там, и нигде толком! У меня складывается впечатление, что меня дурят, разыгрывают — нету, видите ли, никого! Ни палачей моих нету, ни гонителей, ни хулителей, ни доброжелателей! Один только я вроде бы и есть в этой чертовой Системе!
Вертухаи дернули за цепи со всей силы. И снова обрушили на Иванову голову свои лучеметы — на этот раз они дубасили его прикладами.
Верховник подождал, пока тем не надоест бить жертву. Потом пояснил:
— Наша цивилизация невероятно древняя, и здесь на самом деле большинства нет, почти никого! Я порой и сам не могу понять, где клон-двойник, где квази-дубль, где живой…
— А эти? — Иван, утирая кровь хлещущую из носа, ткнул в гундосого.
Верховник махнул рукой, протянул брезгливо:
— Эти и вовсе нелюди-киберы! Чего с них возьмешь?!
Иван недоверчиво поглядел сначала на одного вертухая, потом на другого, потом на несуществующего Верховного Демократора. Тот заметил взгляд.
— Да чего там, — проговорил он. — Эй, Грях!
Гундосый Грях провел когтем по собственной груди — тут же разошлись плотные черные створки, затрещала ткань комбинезона. И открылись сумрачные и непонятные внутренности — внутренности явно не живого существа.
— Еще! — приказал Демократор.
Грях сунул палец под ворот, покопался там, щелкнул чем-то. И его голова вдруг упала на пол, как мячик подскочила три-четыре раза и замерла у ног Ивана.
Иван осторожно отпихнул голову от себя самыми кончиками пальцев ноги. Она снова подкатилась и прогундосила:
— Опять грубишь?!
Иван пнул ее сильнее. Но стоящий с другой стороны сумел изловчиться, поймал голову и возложил ее на плечи безголовому дотоле, но стоявшему по стойке смирно Гряху.
— Молодец, Хряг! — похвалил Верховник. И взглянул на Ивана. — Теперь веришь, лягушонок?
— Что тебе до моей веры! — буркнул Иван.
— Точно! Мне на это наплевать! Мне бы немного подышать воздухом юности, вспомнить наши славные проделки, вот это да! Впрочем, я надеюсь, что меня прихватят с собою, я все сделаю для того, чтобы они не забыли меня! Я их и спрашивать не стану, я сам распоряжусь собою!
— Куда это вы собираетесь? — поинтересовался Иван вкрадчиво. — И кто вас может не взять?
Демократор вздохнул тяжко. И вдруг заявил пропитым голосом Хука Образины:
— Куда — неважно, тебе это знать не положено, лягушонок! А они — это ОНИ, это те, кто и есть Система! Ты еще узнаешь о них! Я тоже был таким, был! Не веришь?! Впрочем, откуда тебе знать! Меня отправили на отдых. Здесь хорошо отдыхать и развлекаться… Но Эра Предначертаний заканчивается. Скоро наступит Эра Выполнения Предначертанного! Да, грядет Великое Переселение! Только так сможет спасти себя миллионнолетняя дряхлая, да-да, дряхлая цивилизация. И ежеле тебе не укажут до тех пор, где находится форточка, ты никогда не покинешь Системы…
Ивану тут же припомнилось все: и все эти сравнения с комарами, лягушатами, форточками, и какие-то дикие, больше подходящие для первобытных народов названия всяких там эр, годов, месяцев, вспомнился четырехрукий, вспомнился невидимый и также не существующий доброжелатель… все вспомнилось, но связаться в единое, сложиться в целое не смогло!
— …в зале Отдохновений хорошо! Так приятно общаться с ушедшими и незаклонированными, таких еще много! Но кончается тринадцатитысячелетний цикл Воздаяния Добродетелям! И придется всем браться за дело, — всем! Зал Блаженства доступен каждому. Но не каждый пойдет первым туда…
— Да куда же — туда?! — снова встрял Иван.
— Молчи!
Грях с Хрягом тут же отвесили Ивану по тумаку, не поскупились. Но он даже не поглядел на них, что возьмешь с неживых! Он только поморщился, да сплюнул кровью на пол.
— Ты и так слишком много знаешь! Не раздражай меня! За мою слабость, за то, что я и без того открыл тебе множество секретов, меня могут рассеять! Понял ты это или нет?! Ведь ежели ты уйдешь отсюда, уползешь на своих собственных слизнячьих ножках, со своей собственной памятью, меня могут и к ответу призвать! Скажут, ну что, старина, доигрался! Допрыгался?! Скажут, распустил розовые Слюни?! И впрямь, стыдно, расчувствовался, повстречав на тропинке в садике слизня ничтожного, залюбовался, молодость вспомнил! Вместо того, чтобы раздавить да пройти себе тропиночкой мимо! Нет, не одобрят этого и не поймут, лягушонок! И никакие старые заслуги в расчет не возьмут, так-то!
— А я думал, ты тут главный! — как-то невпопад сказал Иван.
Верховник помолчал. Прикрыл глаза, посопел. Но потом ответил:
— Здесь, сложные отношения, сложная иерархия. Не забивай себе голову! Хотя бы пока не забивай. Вот выживешь коли, тогда, глядишь, и разберешься! А сейчас все, пора. И так я с тобою заигрался, лягушонок, потешил старость. Ну да ладно, пока! До встречи!
Верховный Демократор вдруг вытянулся в струнку, замер. И рассыпался словно слепленный из песка. Налетевший невесть откуда сильный ветер смел с хрустального куба комья слипшихся песчинок,
