Блатной фольклор

Пусть я алкаш, я это не скрываю.
Зарплата вот — в мешочках возле глаз,
Но я же план им делать помогаю,
А гамазин как раз напротив нас.
Там есть отдел, где часто без обмана,
За дурь в мозгах, рассудку вопреки,
Уходят из дырявого кармана —
Не сосчитать — какие пятаки!
Минздрав прозрел в секретах и советах:
Опасно, мол, куренье сеет страх!
Тот лозунг есть давно на сигаретах,
Но почему-то нет на пузырях.
Выходит что ж — нам водочка полезна,
Нет слов на ней о вредности для масс,
А коли так — прощай, мой рупь железный!
Пора идти — одиннадцатый час…[2]
Жена ворчит и вечно катит бочку,
А мы под пиво добыли леща.
Тихушник пусть глотает в одиночку,
А пролетарий — он любит сообща!
Аванс ушел, как будто не по делу,
Но мой расход оправданный вполне,
Я, может быть, помочь хочу отделу
План натянуть и тем помочь стране!
Мечтаю я, сдирая с носа глянец,
Не лучше ль взять ее удешевить,
А чтоб вокруг поменьше было пьяниц —
Вообще к чертям собачьим запретить!
Но нет, нельзя, я понял это сразу,
Не зря ж молчит всезнающий Минздрав.
И я глушу, глушу ее, заразу,
А тут Минздрав по-моему не прав.
Назло себе мы с детства пьем и курим,
Хотя б могли без этого вполне,
Но откажись от этой самой дури —
Все винзаводы станут по стране.
А я не враг, ведь все же — производство!
И чем могу — всегда помочь горазд.
А с виду все обыденно и просто —
Пора идти — одиннадцатый час.
Я ж говорю, я тоже созидаю,
А винотдел как раз напротив нас.
Жена, отстань! На сборы опоздаю.
Пора идти — одиннадцатый час.[2]

Песня страителя

Но это не того строителя, который строит там из кирпичей здания и прочее, а который страивает у магазина.

Что за время, что за нравы?
Не найдешь нигде отравы!
Запретили рассыпуху за углом![3]
Вот стою, как образина,
На углу у магазина
С глубочайшего похмелья, но с рублем.
Это что же? Это что же?
Не одной знакомой рожи!
Я не вижу в Гастрономе корешей!
Где Витек, Олег, Сережа?
И Вована нету тоже,
Поредело наше племя алкашей.
Как всегда, пришел на стремя —
Начинать пора бы, время!
А в соседней подворотне ни души.
Где вы, други-бедолаги?
Неужели все в тюряге?
Иль хужей того — измена, алкаши?
Кто в больничке, кто на зоне,
Исчезаем как бизоны,
В вино-водочном отделе — спокойняк.
Я с рублем своим измятым
Здесь кажусь придурковатым,
Два часа толкаюсь трезвый, как дурак!
Нас, как зайцев, в одиночку,
В основном, конечно, ночью
На машине милицейской из-под фар
Ловят, крутят и сажают,
Поголовно истребляют,
Где ты, время золотое, 'Солнцедар'?![4]
Пили мы его ковшами
С корешами-алкашами,
Было дело, что про это говорить!
Потихонечку шустрили
И двоили, и троили,
А теперь, выходит, надо шестерить![5]
Провались, земля и небо!
Я шестеркой сроду не был,
Но и трезвым не привык, ядрена мать!