Я тут же открыла сумочку, достала проштампованный бланк командировочного удостоверения от Комитета солдатских матерей, заполнила его и проставила нужные даты. Минут через сорок мы уже были в части, а еще через двадцать минут я заходила к оторопевшему от вечернего визита командиру полка.
Я представилась, показала документы и сообщила, что приехала проверять часть по распоряжению председателя тарасовского Комитета солдатских матерей.
— Завтра приходите, — недружелюбно покосился в мое удостоверение командир. — Лучше после десяти.
— Ладно, — легко согласилась я, вышла и тут же пошла по казармам.
Я «светилась», где только могла, зашла чуть ли не в каждую казарму, переполошила наряд по кухне, заглянула в полковую баню… Но больше всего я проторчала в расположении химвзвода. Я не задавала никаких особенных вопросов, но демонстрировала удостоверение каждому встречному и поперечному, пока меня не отловили и после получасового скандала в кабинете все того же командира полка с позором не выдворили за пределы части.
Я быстро прошла в оговоренное место, к наполовину развалившемуся сараю, села в машину Олега Владимировича и удовлетворенно вздохнула. Теперь я знала, начни Муса меня проверять, все будет доказуемо.
— Порядок! Теперь — в милицию.
Когда я прорвалась мимо дежурного, на часах было уже 21.45. Начальник штаба домой еще не ушел. Только, в отличие от тарасовского милицейского начальства, посвящавшего это время суток работе с бумагами, Ситников играл в нарды с каким-то капитаном.
— Иван Петрович, — зашла я в кабинет. — Можно?
Он с недовольством посмотрел на меня:
— Что там у вас?
Я представилась и пошла ва-банк:
— Я делала внеочередную проверку воинской части и узнала от солдата химвзвода о том, что их посылали собирать героин.
— Как это — собирать? — не понял подполковник. — Как картошку?
— Почти. Они собирали рассыпанный порошок в мешки, а потом отвозили в другие места.
— Откуда он знает, что это — не сахар?
— Знает! Адреса доставки у меня есть.
— Слушайте, идите и проспитесь, — недовольно махнул рукой подполковник.
— Ладно, когда приходить? Завтра к восьми — годится?
— Годится, — лениво кивнул головой подполковник.
— Да, чуть не забыла. Солдатик сказал, что прапорщик, принимавший мешки, сказал кому-то, что это — товар Мусы… Ладно, вам некогда, я завтра подойду…
Я спокойно направилась к двери.
— Э… — пытался сказать что-то подполковник. — Э, подождите!
Я обернулась.
— Как, вы сказали, ваша фамилия?
Подполковник выгнал капитана за дверь, усадил меня и полчаса допрашивал со всем возможным пристрастием. Я категорически отказалась назвать имя солдата-информатора, но охотно согласилась предоставить адреса. Милиционер метался и никак не мог принять решение. Он то вставал, то снова садился, то подвергал мои слова сомнению, то страстно расспрашивал о мельчайших подробностях.
Когда он беспрепятственно получил от меня написанные моей рукой на листках блокнота четыре армейских адреса, он совсем ошалел. Он явно знал о том, что Мусу кто-то «кинул», и очень боялся возможных последствий моего визита. Он не верил мне (откуда она свалилась?), он не верил Мусе (а вдруг он врал, что его кинули?), он не верил даже себе (а смогу ли я правильно поступить?). Он знал, сколько стоит такой груз, и от этого знания у него совсем «съезжала крыша».
Минут через сорок состояние возбуждения сменилось у него полным упадком сил, и он четверть часа сидел как потерянный. Наконец подполковник решился.
— Подождите меня в приемной, — попросил он и плотно притворил за мной дверь.
Наверное, он надеялся на мою порядочность, но свидетелей в приемной не было, и я, приложив ухо к щели между косяком и дверью, услышала почти все. Подполковник пересказывал по телефону суть нашей беседы Мусе!
У меня внутри похолодело. Дело началось, и остановить или переиграть что-нибудь было уже поздно!
Затем подполковник в течение четырех минут выслушивал инструкции Мусы, лишь изредка вставляя: «Угу», «Понял», «А что потом?» — и наконец пригласил меня в кабинет.
На столе уже закипал электрический чайник.
— Кофе хотите?
— С удовольствием, — разулыбалась я. — Честно говоря, так устала! А еще эти офицеры — такие буки! Все настроение испортили… У вас коньячку не найдется?
Теперь разулыбался подполковник, его такой поворот беседы более чем устраивал. Он начал «дружескую беседу», но, привыкнув к стилю «а-ля гестапо», делал это так неумело, что мне пришлось идти к нему на помощь.
Через полчаса весь его стол был заставлен убогой закуской и плохим коньяком, а я строила из себя недалекую даму — болтушку и хохотушку. Чуть позже к нам присоединился внезапно появившийся сержант, а еще спустя некоторое время — молодой мужчина с совершенно бандитской рожей.
К половине двенадцатого они знали обо мне все: где остановилась, где и кем работаю, как зовут начальницу, кто были мои родители, почему я не замужем и, вообще, почему живу одна… И девяносто девять процентов того, что я говорила, было чистой, стопроцентной правдой.
Время от времени сержант или штатский выходили и, я так поняла, передавали информацию обо мне кому-то еще. Я чувствовала, на какой тонкой грани балансирую, но изменить что-то не могла и не хотела.
В половине первого ночи подполковник поднялся из-за стола, надел китель и вздохнул.
— Ну поехали, — сказал он. — Посмотрим ваши склады.
Я пожала плечами и, продолжая нести всякую околесицу, пошла за мужчинами. Меня посадили в «уазик», и мы тронулись… и только теперь я увидела, какая работа была проделана, пока я пила коньячок. Сразу за нашим «УАЗом» тронулись и поехали два «рафика» с омоновцами и три «жигуля» с милицией и кем-то в штатском. А позже, на повороте, в хвост колонны пристроился огромный черный джип.
Первое хранилище располагалось в старом бомбоубежище. Я сразу поняла, почему они начали с него. Здесь практически не было охраны.
Меня из машины не выпустили, но обзор был хороший, и я увидела практически все. Одетый в камуфляж и даже берет сторож пытался сопротивляться, порывался куда-то позвонить по своему сотовому, но его с ходу забили дубинками и прицепили наручником к торчащему из бетона кольцу. Он так и провисел на этом кольце, капая себе на грудь кровавыми слюнями, до самого конца обыска.
Бомбоубежище было закрыто, и ключа у сторожа не нашли. Подполковник что-то передал по рации, и минут через пятнадцать приехали взрывники. Они установили взрывное устройство на дверь, скомандовали разойтись, и вскоре раздался характерный шлепок, и тяжелые металлические двери вывернуло почти наизнанку. ОМОН тут же оккупировал помещения, и здесь милиционеры в присутствии группы штатских сразу обнаружили не очень большие, но плотные и тяжелые мешки.
Подполковник оставил здесь часть своих людей, и колонна тронулась в путь. Впереди нас ждало новое хранилище.
Следующий адресок был покруче — охраняемый военный артсклад.
— Не люблю с вояками дело иметь, — непонятно кому пожаловался подполковник.
Объект охраняли солдаты-таджики. Когда подполковник это увидел, он только присвистнул:
— Это бесполезно. Их надо или перестрелять, или звонить дежурному по части. Эй, капитан! — высунулся он из «УАЗа». — Дежурному по части звони — пусть вместе с начальником караула приезжает!
