«своих» — давняя и довольно сильная практика. Только так и можно спасти от обвинений систему.
Я немного подумала и засмеялась — мне пришла на удивление дельная мысль. Я пошарила по Интернету и за полчаса выбрала еще с полсотни адресов, разбросанных по всему свету, и поставила компьютер в автоматический режим. Теперь он будет методично рассылать мой файл по отобранным адресам, так что найти среди всего этого нагромождения истинного адресата станет просто невозможным.
Под конец я нашла «E-mail» шкуропатовского секретариата и сбросила статью в сеть. Все. Теперь я действительно сделала все, что могла.
Я пошла на кухню, механически приготовила себе капустный салатик, но попробовала и швырнула его в ведро. Глянула на часы: без пяти четыре утра.
Оставив на автоответчике просьбу подождать, я сходила в ближайший ночной магазин и купила импортного копченого мяса, рыбы, каких-то заморских плодов и бутылку водки.
Стоявший рядом кавказец горестно вздохнул:
— Разве это мясо?
— Это не мясо, — согласилась я. — Это — закуска.
— Вот у нас в Цагери — мясо, а это, финское, — трава…
Я молча пожала плечами, сложила продукты в пакет и направилась домой. Наверное, это было бы круто: притащить к себе домой и случайно встретившегося мужика, но сегодня я уже не хотела быть крутой — и так дальше некуда.
Я вдруг представила себе, как возвращаюсь в магазин, беру кавказца за руку и веду домой. Накрываю на стол роскошную индийскую скатерть, пока он там возится с едой… по-моему, у кавказцев мужчине можно… а потом — дивное застолье с хорошим вином… у него окажется с собой настоящее кахетинское… постель, и — о, чудо! — он оказывается великолепным любовником. Я влюбляюсь, как кошка, и тогда он говорит: «Поехали со мной в… это… а! Цагери! Я тебя познакомлю с мамой…» Мы приезжаем в глухие- преглухие горы, и он оказывается местным крутым бизнесменом… хотя какие, к черту, в глухих горах бизнесмены… Ну ладно, пусть… И никто никогда обо мне не вспоминает! Я буду есть настоящее мясо, нарожаю кучу маленьких, чернявых грузинских пацанов, и — такая любовь! Такая любовь!.. Ну да. А потом появится Гром… Тьфу, черт! Примерещится же такое!
Когда я вернулась домой и села за стол, до меня вдруг дошла разгадка старой, казалось, неразрешимой тайны. Мужчины никак не хотели идти в отношениях со мной дальше определенной черты. И раньше я не понимала почему. Сейчас поняла: они боялись скрытой во мне силы. Они все, где-то внутри, даже не признаваясь себе в этом, опасались, что в какой-то момент я скажу и они подчинятся. Нет, были, конечно, такие, кому только это и нужно, но их отваживала я сама: кормить мужика, одевать, укладывать в постель — куда ни шло, но всю жизнь принимать за него решения… Увольте.
Я налила стопку водки, выпила, закусила.
— Дура ты, Юлька, — сказала я вслух. — Непроходимая… Быть слишком умной — главная глупость, которую может позволить себе женщина!
Какой-то дятел поделил всех женщин на три типа: мол, есть «наседки», идеально пригодные для домашней работы, есть «проститутки», способные на что-то лишь в постели, и какой-то еще третий, придуманный им и такой же оскорбительный тип…
Я подцепила вилкой копченое финское мясо, попробовала и поняла, что тот кавказец из магазина был прав, трава травой. Специй полно, а мясом и не пахнет!
Я налила себе еще стопку.
— Пить в одиночестве — дурная примета! — рассмеялась я, и смех мой отдался эхом в тихой ночной квартире.
Когда за окнами стало светать, я улеглась на диван, сунула под бок любимую пушистую пантеру, укрылась маминым пледом и заснула.
Меня поднял телефонный звонок. Взволнованная Светлана Алексеевна сообщила, что приходил журналист Сережа, очень извинялся, обещал, что больше этого не повторится…
«Конечно, не повторится, — подумала я. — Деньги собрал, теперь можно от грязной работы и подальше держаться. Он же не дурак».
— Вы когда на работу придете? — поинтересовалась шефиня. — Я понимаю, что вы еще нездоровы…
— А что, есть проблемы? — спросила я.
— Нет, все в порядке. Ладно, вы отдыхайте, выздоравливайте… — заторопилась она и положила трубку.
Я окончательно проснулась, сделала основательную зарядку, приняла ледяной душ, оделась и вышла на улицу — погулять.
Ко мне подошли и справа, и слева, зажали, плотно взяли под руки и потащили в машину. Я попыталась сопротивляться, но мужики слишком много весили.
В машине мне сразу приставили какой-то предмет к шее, и я провалилась в тягостное полубессознательное состояние. Мне удалось кое-что запомнить только в тарасовском аэропорту, но это было лишено смысла — на посадочную полосу меня провезли, минуя металлоискатели, службу досмотра и прочие заградительные барьеры. Подняли по трапу на борт, протащили в хвост самолета и усадили между собой. Это было странно и необычно, я даже не хотела ни сопротивляться, ни кричать. Чтобы сконцентрироваться на чем-то, мне надо было собрать всю волю в кулак, но и это было невозможно, воли просто не было. Немного пришла я в себя только после посадки, когда очухалась в машине.
Крепкие молчаливые ребята зажали меня на заднем сиденье между собой так, что я была вынуждена взбунтоваться.
— Эй, парни, чуть больше кислорода, пожалуйста!
Парни как будто не слышали. Но меня радовало и это — я смогла сделать хоть одно осмысленное действие.
Они привезли меня в какое-то здание и завели в небольшую комнатку сразу у входа. Я села у стола, один из мордоворотов устроился напротив, а второй встал у дверей. Тот, что сел, поднял трубку и, когда на том конце откликнулись, сказал:
— Максимова здесь. Передай, — и положил трубку на место.
Минут через пятнадцать томительного ожидания стоящий на столе телефон зазвонил, «конвойный» снова поднял трубку, выслушал распоряжение и молча кивнул второму. Мне захотелось спрятаться под стол.
Но я поднялась со стула и гордо тряхнула головой:
— Что, идем?
«Конвойные» провели меня к лифту, подняли на второй этаж и повели по длинному, ярко освещенному коридору. Вскоре мы стояли в приемной, и после двухсекундной заминки меня завели к Самому Федору Ивановичу Шкуропатову.
В кабинете было двое, но Шкуропатова я узнала сразу: он был совсем такой, каким я видела его по телевизору.
— Та-ак, — протянул Шкуропатов. — Максимова Юлия Сергеевна, 1970 года рождения, военно- юридическое образование, полгода в специальном учебном подразделении ФСБ, одна проваленная операция в 1996 году, из рядов ФСБ изгнана с позором… Так, Максимова?
Я молчала.
— В последнее время, — продолжал Шкуропатов, — удобно пристроилась в тарасовском Комитете солдатских матерей, но и здесь зарекомендовала себя не с лучшей стороны… Жажда власти… помогает пробиться в Госдуму своей начальнице и политической авантюристке. Ну что ж, с вами, как говорится, все ясно. Что молчите?
— Вам же все ясно.
— Ах вот как? Ты еще не поняла, девочка, куда попала. Это тебе не в учебке ножками-ручками дрыгать, в шпионов играть… Ты еще не поняла. Садись, поговорим, — жестом пригласил меня Шкуропатов.
Я села.
