самостоятельно принимать решения, а чтобы спланировать убийство, самостоятельность необходима. Самостоятельность и решительность.
Нет, думаю, семья не причастна. Но тем не менее характеристики личности антиквара, которые сообщила мне Рогозина, вполне могут пригодиться впоследствии, когда у меня будет уже достаточно данных, чтобы выдвигать какую-то обоснованную версию. Если Шульцман был человеком скупым и несговорчивым, то вполне возможно, что тот нефинансовый мотив, который я тщетно стараюсь отыскать, лежит в области человеческих взаимоотношений.
Кстати, о взаимоотношениях. Я вдруг вспомнила, как отчаянно торговалась со мной Вера, прежде чем заказать расследование, и поняла, что род Шульцманов нашел в ее лице достойного продолжателя. Даже сам Самуил Яковлевич, я думаю, остался бы доволен ею.
Впрочем, это все лирика.
Сев в машину и наконец закурив сигарету, я задумалась о том, что же дала мне беседа с Рогозиной в плане возможных мотивов. Нельзя не признать, что хотя она и отказалась детально прокомментировать возможность продажи в магазине краденых вещей, но все-таки разговор с ней получился гораздо результативнее разговора с Гилем, например.
Взять те же самые продажи. Несмотря на то что Рогозина отнекивалась, как могла, было совершенно ясно, что краденые вещи продавались. Уж не знаю, как они там проводились по документам, но продавались – это точно.
Теперь подумаем, откуда можно украсть антикварную вещь или, например, картину. Ведь картинами Шульцман тоже занимался. Такие предметы можно украсть либо из музея, либо у коллекционера, либо у какого-нибудь серого человечка, который не понимает, чем владеет.
В первом случае вряд ли кто-то пойдет в индивидуальном порядке мстить подлому антиквару за то, что тот продал вещь, похищенную из государственного хранилища. В третьем случае говорить о мести вообще не имеет смысла, учитывая неосведомленность владельца. Остаются коллекционеры.
Действительно, это была вполне вероятная группа подозреваемых. Коллекционировать антиквариат – удовольствие не из дешевых. Кроме того, серьезный коллекционер, планируя покупку, как правило, хочет приобрести совершенно определенную вещь и иногда годами гоняется за ней, наводя справки и выслеживая ее путь от аукциона к какому-нибудь промежуточному владельцу и обратно.
Понятно, что предметами, добытыми с таким трудом, дорожат. И если подобный предмет был украден, а потом всплыл в том или ином антикварном магазине, конечно, его бывший владелец захочет узнать, как он туда попал. И если выяснится, что попал он туда потому, что некий господин Шульцман пообещал найти вышеупомянутый предмет для некоего господина N, не уточнив при этом, каким образом предмет будет изъят, тогда... тогда не знаю... бывший владелец, наверное, очень рассердится. Может быть, даже настолько, чтобы расценить все это как мотив для убийства.
Что ж – заметано. Коллекционеров будем иметь в виду.
О чем мы там еще говорили с почтеннейшей Юлией Степановной? О ростовщичестве? Да, о нем мы тоже узнали кое-что интересное и смогли подтвердить некоторые свои догадки, например о размерах выдаваемых ссуд или о том, что обычно выступало в качестве залога.
Я докурила сигарету, завела машину и поехала домой, но не успела проехать и полкилометра, как зазвонил мобильный.
– Алло, Татьяна? Добрый день, это Вера.
– Здравствуйте.
– Я звоню, чтобы сказать вам: завтра похороны папы. Вы ведь хотели поговорить с дядей Колей... ну, то есть с Николаем Петровичем. С Шишкиным, помните?
– Да, да, конечно.
– Так вот, подъезжайте завтра к девяти часам к маме. Помните, мы с вами ездили?
– Да, помню.
– Приезжайте туда. Николай Петрович будет там, и вы сможете поговорить. Только, пожалуйста, не рассказывайте всем, кто вы. Я скажу, что вы из милиции и пришли, чтобы поговорить с Николаем Петровичем. Ему я скажу, кто вы, потому что он знает, что я заказала расследование, но другим не говорите. Хорошо?
– Хорошо, не скажу.
Меня немного рассмешила глобальная конспирация, на которой настаивала Вера. Она, кажется, думала, что человека, представляющего официальные органы, в ее доме примут как родного, а от частного детектива будут шарахаться как от чумы. Хотя, сколько могу припомнить, в моей практике все осуществлялось с точностью до наоборот. Представителей органов внутренних дел всегда боялись, а к частному сыщику вроде меня относились гораздо спокойнее и часто даже не принимали всерьез, что позволяло мне выуживать массу полезной информации из субъекта, забывшего об осторожности.
Приехав домой, я решила, что настало время привести жилище в человеческий вид. Последние несколько дней почти целиком были заняты расследованием, а Володя, с поразительным постоянством громыхающий чашками по утрам в моей кухне, с тем же постоянством забывал их помыть.
В результате в раковине и на столах образовался такой хаос, что разобраться в нем было не под силу даже такому гениальному частному сыщику, как Татьяна Александровна Иванова. Выход был только один – встать к раковине и тупо мыть, мыть и мыть, пока горизонтальные поверхности в кухне не освободятся от хаотических нагромождений.
В самом разгаре очистительной деятельности раздался звонок в дверь, и передо мной предстал Володя с букетом цветов и бутылкой вина.
– Что празднуем? – поинтересовалась я, ставя букет в вазу.
– Как, ты не знаешь?!
– Скажи – узнаю.
– Закончился рабочий день! У меня, по крайней мере.
– Повод серьезный.
– Еще бы! Сходим куда-нибудь?
Но мы никуда не пошли. И очень хорошо. А то бы я снова не выспалась.
Глава 6
На следующий день в девять утра я была возле дома родителей Веры.
Поднявшись в квартиру, я обнаружила, что входная дверь открыта и в нее регулярно то заходят, то выходят какие-то люди. Я тоже вошла без предупреждения и, немного пройдя по коридору, попала в комнату, где был установлен гроб с телом Шульцмана.
Это была та самая комната, где недавно мы беседовали с почтеннейшей Лией Соломоновной, только сейчас из нее была вынесена вся мебель, и оказалось, что это весьма внушительных размеров помещение, в котором могли свободно разместиться до пятидесяти человек.
Думаю, приблизительно столько народу там и находилось. Рядом с гробом стояли стулья, на них сидели родственники и, видимо, кто-то из близких знакомых. Вера тоже была там, но пока я не хотела привлекать к себе ее внимание. Мне хотелось присмотреться к присутствующим.
В целом я считала удачей, что мне представился случай побывать на этих похоронах, потому что, если уж быть честной и откровенной, в глубине души я лелеяла мысль, что на них может появиться преступник. Конечно, шансы были невелики, но чем черт не шутит?
Вся технология преступления была такова, что указывала на причастность кого-то из ближнего круга. Конечно, я не забывала и о второй версии – что преступник мог какое-то время следить за Шульцманом и из этого составить себе представление о его образе жизни. Но и в том, и в другом случае в его появлении на похоронах не было ничего невероятного.
Если это кто-то из родственников или близких друзей, то он просто обязан был здесь появиться, а если это человек посторонний, совершивший преступление по нефинансовым мотивам, он вполне мог прийти сюда, чтобы еще раз насладиться мщением.
Незаметно пристроившись в уголке, я внимательно наблюдала за присутствующими, в надежде уловить что-нибудь подозрительное или просто интересное в выражении лиц. В процессе этого осмотра я заметила
