— Рупь, чужого не надо.
Чкония достал рубль, придавил вазочкой и вышел.
Дозвониться в Батуми до Главного, а тем более условиться о встрече здесь, в Галиси, было непросто — Бугор это хорошо знал. Тем не менее, войдя в будочку междугородного телефона-автомата около почты, решительно достал горсть пятнадцатикопеечных монет. Опустив одну, снял трубку. Оглянулся. Улица была тихой, закрытой деревьями, жара августовского полдня в будку почти не проникала.
Сначала надо было набрать общий код, затем — код Батуми и только потом — батумский номер. Причем номер не самого Главного, а некоей Таисии Афанасьевны. Бугор отлично знал сухой, пересыпающийся, как крупа, старушечий голос Таисии Афанасьевны, но ни разу ее не видел. Приняв просьбу, она должна была перезвонить Главному. И тот, выслушав просьбу, решит: встречаться им или нет. Конечно, тащить Главного сюда, в Галиси, рискованно. Но что делать, если Чкония уперся?
Бугор набрал номер:
— Калбатоно Таисия? Здравствуйте, это я, Тенгиз. Позвоните батоно Серго, по очень важному делу. Скажите: он должен сегодня же приехать ко мне. Дневным поездом. Куда — он знает. Я буду ждать его на перроне, у первого вагона. И пусть обязательно прихватит акчу.[20] Запомните? Акчу. Побольше.
— Как, как? Акчу? Это что такое?
— Ягода такая есть.
В трубке послышался треск, шипение. Бугор давно понял, что телефон у Таисии Афанасьевны стоит на кухне. Сейчас звуки означают, что старуха что-то жарит. Его беда в том, что он ничего не знает о Главном. Ничего, кроме не внушающих особого доверия фамилии, имени и отчества. Узнать бы хоть что-то, найти бы хоть какую-то зацепку — тогда у него был бы козырь.
— Сейчас позвоню, батоно Тенгиз. Если только дозвонюсь. Все передам, как сказали.
Бугор всегда и всюду привык быть наверху, но с появлением в его жизни Главного все изменилось. Теперь все идет от него: документы, квартиры, щедрые суммы денег и то самое, без чего Бугор не может прожить и дня, марафет.[21]
— Калбатоно Таисия, только не забудьте предупредить: по очень важному делу. По очень. Я перезвоню минут через двадцать.
— Хорошо, хорошо, конечно, предупрежу. Перезвоните.
Похоже, старуха и не подозревает, кто он, Бугор, и зачем они встречаются с Главным.
Бугор повесил трубку, вспомнил улыбающиеся губы Чкония, слова: «Я знаю, сколько стоит игрушка. Процент меня не устраивает». Уже за одно это в сознании Бугра Чкония был приговорен. Дело даже не в том, что Чкония нарушил договор. Просто с ним, Бугром, никто не имеет права так разговаривать. Тем не менее он спросил: «Сколько же ты хочешь?» — «Пять». Пять бумаг были довольно скромной суммой, но тут он услышал: «Пять штук». За это надо бы пришить как тлю, без разговоров. Ведь по первоначальному договору Чкония за связь с ювелиром получал триста рублей. Потом сумма была увеличена до тысячи. Наглец… Ему мало! Но Чкония, как посредника, рекомендовал Главный. Кроме того, Главный платил за все, в том числе и за «игрушку», а значит, решать, что делать с Чкония, может только он. Несмотря на это, в кафе мелькнуло: «Пришить бы гниду прямо сейчас». Но все решила усмешечка Чкония, когда на вопрос: «Дубликат с тобой?» — он ответил: «За фраера держишь? Будут бабки, будет дубликат». И все-таки главным в разговоре было другое. Этим главным были слова Чкония: «Ну что, едем в Батуми? Через пару часов — на месте».
Бугор опять достал пятнашки, стал набирать код.
— Калбатоно Таисия, опять я… Ну что? Дозвонились?
— Да, батоно Тенгиз, с трудом — никто к трубке не подходил.
— И что?
— Сначала даже слушать не хотел, занят, мол, но я несколько раз сказала, что вы очень просили. Ну, батоно Серго и говорит: ладно, сегодня в том месте. Выедет дневным поездом. Как вы сказали, у первого вагона.
Чтобы не «светиться» зря на перроне до прихода батумского дневного, Бугор все четыре часа просидел в небольшом скверике у вокзала. На перрон поднялся лишь за десять минут до остановки поезда. Встал у начала платформы, возле небольшой лестницы. Как только подошел поезд, сделал вид, что рассматривает запасные пути. Но краем глаза увидел: приехал! Главный вышел из первого вагона. Выглядел он как обычно: поджарый, одетый подчеркнуто по-деловому человек среднего возраста. Приблизившись, сделал вид, что они незнакомы.
По лестнице с перрона оба спустились на некотором расстоянии друг от друга, в таком же порядке прошли привокзальную площадь. Заговорили, лишь углубившись в тихие привокзальные улочки.
Главный спросил:
— Что случилось? Зачем это я тебе «очень и очень нужен»?
Бугор понимал: хотя причина, по которой он вызвал Главного, достаточно серьезная, но важно также и ее изложение. Поэтому нарочно приостановился:
— Батоно Серго, накладка вышла.
— Какая еще накладка?
— Чкония дубликат не отдает.
— Пошли, нечего стоять, — бросил Главный. — Что значит «не отдает»? Была же договоренность?
— Плевал он на договоренность. Не отдает и все.
— Что говорит?
— Говорит, процент не устраивает.
— Штуки за передачу мало?
— Ему мало.
— Сколько же он хочет?
— Пять штук.
Собеседник, знающий прижимистость Бугра, остановился, метнул короткий взгляд:
— Слушай, если фармазонишь…
Бугор сморщился:
— Батоно Серго, да вы что? Когда я фармазонил?
За стальными бесстрастными глазами Главного вдруг оказалась пустота. Страх перед этой пустотой заставил Бугра сказать:
— Клянусь, батоно Серго! Сами посудите, он ведь Гогунаву знает, понимает, что к чему.
— Хорошо, верю.
Главный пошел дальше. Бугор за ним. Сказать ли о том, что Чкония предлагал ему искать Главного? Пока не стоит. Осторожно поинтересовался:
— Батоно Серго, я вот думаю: может, Витю… того? Убрать?
Некоторое время оба шли молча. Наконец Главный отрезал:
— Не смей и думать. Всю игру замарать хочешь?
— А почему? Возьмем дубликат и с концами. Жмурики, они ведь тихие. А?
— Мозгляка трогать нельзя. Понял?
Бугор неопределенно дернул плечами — у него были свои соображения, нехотя ответил:
— Хорошо, не трону.
Главный опять остановился:
— Нельзя. Шума быть не должно. Сейчас дам деньги. Отдашь сучонку, пусть подавится.
И завертелось в голове у Бугра, завертелось. Чкония хочет ехать в Батуми — выяснять, кто такой Главный. Так вот, об этом он сейчас Главному не скажет. Сам пришьет наглеца, Главный и не узнает. Если же пронюхает, у него, Бугра, будет железное оправдание. Ах, как в мазу… В самую мазу…
— Что молчишь?
— Да я ничего, батоно Серго. Я как скажете. А бабки где?
