комнаты. Как она могла поверить, что любит этого высокомерного, несносного мужчину? Даже в девятнадцать лет ей следовало быть умнее.
Большинство комнат стояли пустыми несколько лет, и Джинни убила последние несколько дней, проветривая их, вытирая пыль и передвигая мебель, чтобы прикрыть проплешины на коврах.
Оливер остановился у закрытой двери.
— А что здесь? — поинтересовался он, указывая рукой.
Джинни замерла, сцепив пальцы за спиной.
— Это… моя комната.
Оливер насмешливо изогнул бровь.
— Открывай, — потребовал он.
— Тебе незачем смотреть мою комнату, — сдавленным голосом возразила Джинни.
— Я покупаю весь дом.
Будь это обычный покупатель, Джинни и не подумала бы спорить. Но с ним… это похоже на вторжение. Хотя Оливер имеет право приказывать; ей ничего не остается, кроме как согласиться на его цену — в противном случае придется объявить отца банкротом.
Она открыла дверь.
Джинни сменила обстановку в своей комнате совсем недавно, в прошлом году. Теперь ей стыдно вспоминать, сколько денег она потратила в то время, когда отец пытался выпутаться из финансовой западни. Оформленная в кремовых и персиковых тонах, с кружевными занавесками на окнах и кроватью с балдахином, ее спальня была милой и симпатичной, хотя и без излишней вычурности.
Только бы Оливер не пожелал заглянуть в гардеробную. Джинни была уверена, что ее комната для переодевания битком набита платьями, для которых не нашлось места в ее квартире — большинство из них она надевала крайне редко. По крайней мере, здесь было прибрано — она заглядывала сюда час назад, когда ждала…
О, нет! Как она могла не заметить эти тоненькие трусики из французского шелка, валяющиеся на полу? Наверное, она их уронила, когда убирала белье. С порозовевшими щеками она прошла по комнате и попыталась незаметно отфутболить трусики под кровать, но Оливер ее опередил.
Он поднял трусики двумя пальцами и принялся внимательно разглядывать тонкое кружево.
— Великолепно, — заключил Оливер. — У тебя отличный вкус в отношении белья.
— Спасибо, — буркнула Джинни, выхватила у него трусы, сжала в кулаке и запихнула в ближайший ящик комода.
— Мне нравится, когда женщины носят сексуальное белье. Это означает, что они ценят свое тело. — Его голос был мягким и хрипловатым. — И знают, как угодить мужчине.
Джинни резко отвернулась и отошла к окну. Ее щеки пылали, голова кружилась. Если он может довести ее до такого состояния несколькими словами, понимающей улыбкой…
Скворец опустился на лужайку и поймал червяка. Джинни знала, что будет скучать по саду. Качели, на которых она качалась в детстве, давно исчезли, но старый дуб остался. Странно, она даже не заметила, когда ее отец уволил постоянного садовника и нанял работника, приходящего раз в неделю косить траву и убирать мусор.
Сейчас признаки запустения бросались в глаза — среди розовых кустов росла крапива, беседка была вся заплетена вьюнком, а яблони за старой каменной стеной отчаянно нуждались в уходе. Быть может, хоть Оливер о них позаботится, вместо того чтобы вырубать…
Оливер подошел ближе — так близко, что Джинни чувствовала тепло его тела, хотя он не прикасался к ней. Странное напряжение нарастало внизу ее живота; она больше не могла скрывать свою реакцию. Естественно, Оливер без колебаний воспользуется ее слабостью, чтобы захлопнуть первую створку ловушки. Второй створкой были деньги.
— Ну и… как действует твой маленький план? — поинтересовался он мягким, ироничным голосом.
— Мой… план?
— Заполучить богатого муженька. Уже повезло?
Она пожала плечами, излучая презрение.
Оливер склонил голову, пока его теплое дыхание не согрело волосы на ее затылке, собранные в высокую прическу.
— Выходи за меня, и я одену тебя в такое белье, о котором можно только мечтать, — промурлыкал он бархатистым, искушающим голосом, гораздо более соблазнительным, чем все его обещания.
Джинни с трудом пыталась успокоить учащенное дыхание и понимала, что, глядя через ее плечо, Оливер прекрасно видит, как вздымаются и опадают ее груди, крепкие и упругие, под тончайшей шерстяной тканью. Она горела, как в лихорадке, по ее жилам растекался жидкий огонь, голова кружилась.
— Моя маленькая, милая Вирджиния, девственная и невинная. — Он резко рассмеялся. — К несчастью, я ошибался, верно? Так когда же ты утратила свою драгоценную невинность? Не с Марком Рэнсомом, я надеюсь?
— Конечно, нет! — Отчаявшись противостоять его магии, она резко метнулась в сторону, издав нервный смешок. — Задолго до этого.
— О? — Одна черная бровь иронически изогнулась. — Тогда кто же оказался этим счастливчиком?
— Первый? — Пока она мучительно пыталась выдумать какое-нибудь несуществующее имя, ее взгляд упал на столик из розового дерева, стоящий рядом с окном — Франция, восемнадцатый век. — Луи… Его звали Луи.
— Луи? Француз?
— Вот именно. Он был студентом и гостил по обмену у одной моей школьной подруги. У него были голубые глаза. — Забавно, как легко полилась ложь с ее губ, стоило только начать. — Голубые глаза и светлые волосы. И роскошное тело.
Во взгляде Оливера появилась явная угроза, но было слишком поздно внимать предупреждению.
— А потом?
Джинни пожала плечами, с презрительной усмешкой отворачиваясь от него.
— Боже, Оливер, — томно протянула она, — неужели, по-твоему, я должна помнить их всех?
— Думаю, нет. Какая ирония… когда в Нью-Йорке я пытался обуздать свой основной инстинкт, пытался оберегать тебя, боялся спугнуть, ты верно удивлялась, почему я не тащу тебя в постель. Кажется, мне пора наверстать упущенное.
Джинни была уже на полпути к двери, когда Оливер схватил ее за руку и силой заключил в объятия, со смехом глядя на ее отчаянные попытки вырваться.
— Однажды я позволил тебе сбежать, — протянул он, прижимаясь губами к ее рту. — Теперь не скроешься.
Джинни откинула голову, но он запустил пальцы в ее прическу, вытащил шпильки и намотал ее распустившиеся волосы на руку, грубо удерживая ее в повиновении. Ее тело изогнулось, соски прижимались к его твердой, как камень, груди, глаза метали молнии.
— Я не выйду за тебя, — выдохнула Джинни. — Ты меня не заставишь.
— Правда? — В его ленивой улыбке светилась уверенность победителя. Посмотрим.
Джинни приготовилась защищаться, но как она могла противостоять такому поцелую? Сначала язык Оливера медленно очертил поверхность ее пухлых губ, заставляя их раздвинуться. Затем в игру вступили его зубы, словно предупреждая, что в любую минуту эта игра может превратиться в жестокое наказание. Он дал ей понять, что не примет ничего, кроме полной капитуляции — и у него есть все возможности, чтобы сломить ее волю к сопротивлению.
Джинни закрыла глаза, охваченная чувственным восторгом. Она наслаждалась прикосновениями его губ, горячих и соблазнительных, и наконец с тихим стоном приоткрыла рот, позволив его хищному языку проникнуть глубоко внутрь. Рука Оливера сползла вниз по ее спине, прижав ее еще ближе, заставляя почувствовать его возбуждение.
Было трудно дышать, а думать и вовсе невозможно. Джинни чувствовала только его руку, скользящую по ее телу. Резкий вздох сорвался с ее губ, когда сильные пальцы Оливера погладили ее мягкую, округлую грудь и принялись ласкать, пока нежный бутончик соска не затвердел в его ладони.
