И спаси нас Господь, когда она начнет задавать вопросы, добавила про себя Абигайль.
Глаза Миранды закрылись, она прижалась к материнской груди и вновь погрузилась в дрему.
Абигайль тихо сидела на краю кровати Миранды в неудобной позе. Ее глаза наполнились горькими слезами. Она смотрела на свою старшую и самую любимую дочь, которая теперь казалась беспомощной и почти такой же маленькой как Чарити. Ее прекрасные золотые волосы были коротко острижены, чтобы хоть немного сбить жар лихорадки, и теперь вились на маленькой головке, словно чепчик.
Как они скажут ей, что ее муж мертв? И вообще Абигайль многого не понимала. Во время долгих часов бреда Миранда говорила много неясных бессвязных слов. Она несла какую-то чепуху о комнате в башне, о чердаке и цветах — об олеандрах, все это мать отнесла за счет того потрясения, которое она пережила. Но в словах Миранды была и страшная нотка реальности происходящего, от которого ей мучительно хотелось бежать. Вновь и вновь тоненький напряженный голос повторял одну и ту же фразу: «Я должна бежать. Бежать. Но Бог не позволит. Я тоже виновна. Я грешна».
И она ни разу не упомянула имя Николаса.
Ни Пегги, ни Джефф, посвященные во все события, ни словом не обмолвились Абигайль.
В полдень того дня, когда началось выздоровление Миранды, доктор Френсис и Джефф сошли вниз после осмотра пациентки и по просьбе молодого врача прошли в кабинет.
— Я должен поговорить с вами, сэр, — произнес Джефф. — Обязан.
Старый врач был несколько удивлен мрачным видом молодого человека.
— С девушкой все в порядке, она поправляется. Да и вообще, она здоровая молодая особа. Нет никаких причин для беспокойства. У нее прекрасные врачи… и замечательный уход, что в некоторых случаях гораздо важнее любых врачей.
— Да, я знаю. Но сейчас я опасаюсь не за здоровье Миранды, если не считать…
— Вы хотите сказать, что беспокоитесь, как она воспримет известие о том, что овдовела? Ну, она быстро придет в себя. Она очень молода. Кроме того она может поклоняться его памяти, геройской смерти при спасении ее жизни… все это поможет перенести горе.
Френсис говорил с нарочитой насмешкой. Он был уверен, что волнения Джеффа были связаны с явной симпатией молодого человека к больной девушке наверху.
— Я хотел поговорить с вами о Ван Рине, сэр. Я все думал и думал об этом и теперь уже не знаю, что делать. Я должен облегчить душу.
— Давайте, мой мальчик, — ответил доктор Френсис и развалился в кресле. — Что там с Ван Рином?
Джефф коротко рассмеялся.
— Ничто в жизни не возвеличило его так, как смерть, — с горечью сказал он. — Вы как-то спрашивали меня, от чего умерла первая миссис Ван Рин. Сейчас я расскажу вам.
Но еще до того как он начал свое повествование, раздался стук в дверь, и на пороге появилась Пегги.
— Хозяйка зовет вас, доктор, — сказала она Джеффу. — Она хочет поговорить с вами наедине. Нет, — добавила маленькая служанка в ответ на встревоженный взгляд Джеффа, — с ее здоровьем все в порядке. Это совсем по другому поводу.
Миранда опиралась на три подушки и над голубым покрывалом ее лицо выглядело маленьким и бледным. Но ее глаза, ставшие огромными под потемневшими веками, пристально следили за Джеффом.
— Вы прекрасно выглядите, — улыбаясь сказал он. — С этой прической вы напоминаете очаровательного мальчика. Кажется, такая мода была во Франции в начале этого столетия? Вы можете установить такую моду здесь, хотя, конечно, волосы быстро отрастут.
Она не обратила внимания на его вымученную веселость.
— Джефф, — спокойно произнесла она. — Николас мертв, да? — И это было не больше, чем риторическим вопросом.
И потому Джефф просто молча кивнул.
— Расскажите мне, что случилось, Джефф.
— Он спас вас, миссис Эдвардс и ее маленького сына. Затем он вновь бросился в воду, чтобы помочь другим. Думаю, он переоценил свои силы, потому что больше его не видели.
— Нет, — промолвила она. — Он не переоценил свои силы. Он не собирался возвращаться. Он сказал мне… в те последние секунды на горящем пароходе… — она остановилась, а затем повторила без всякого выражения: — «Вы увидите, что я могу спасать жизни, точно так же, как и губить их».
Итак, он умер так же как и жил, доказывая себе и другим, что он всемогущ, устало думал Джефф. Катастрофа с судном дала ему великолепную возможность самовознестись.
— Да, — сказала Миранда, словно он произнес это вслух. — Вы видите, мы все ошибались относительно Николаса, как и он ошибался в себе. Он не был сильным. Он был слаб. Самым слабым человеком в мире. Человек, который жил только для себя. Он в изумлении уставился на Миранду, потому что понял, что своим слабым усталым голосом она сказала чистую правду и подобрала ключ к странному характеру Николаса. Не сила, а слабость или страх слабости довели его до преступления и безжалостной эксплуатации других. Эгомания, вспомнил Джефф. Этот термин он нашел в новой переводной книге из Германии. А все неимоверное зло по отношению к многим невинным людям совершается исключительно из эгоизма.
— Джефф, — зашептала Миранда, — когда я смогу уехать отсюда? Я хочу домой на ферму.
— Не торопитесь, дорогая. Вы должны сначала окрепнуть.
Она подняла руку с покрывала. Золотое кольцо на пальце тускло заблестело, когда она пристально посмотрела на него. Затем она спрятала руку под простыню.
— Я не могу здесь оставаться, — сказала она. — Вы ведь понимаете это, Джефф?
— Этот дом теперь ваш, — мягко ответил он. — Вся собственность Ван Рина теперь ваша.
Он не знал, сколько можно ей сказать в настоящий момент. Несколько дней назад, когда стало ясно, что тело Николаса никогда не будет найдено, Бронк пришел в дом Ван Ринов и поговорил с молодым врачом. Агент знал условия завещания Николаса, потому что сам составлял его. И к тому же эти условия были очень просты.
Николас так и не изменил завещание, написанное летом 1846 года, за несколько месяцев до рождения ребенка. В этом завещании он оставлял все, чем владел, своему наследнику мужского пола, а Кэтрин еще раньше была обеспечена всем необходимым. Бронк пытался убедить своего хозяина, что такое завещание неразумно и слишком рискованно, но Николас не прислушался к робким замечаниям агента, что, в конце концов, может случиться и так, что у него не будет прямого наследника.
И вот теперь, в его отсутствие, все имущество перешло к Миранде. Она теперь будет очень богатой женщиной.
Джефф объяснил ей все это, стараясь обуздать собственную печаль от мысли, что ее неожиданное богатство разделяет их не менее надежно, чем это раньше делал Николас.
— Неужели ты думаешь, что я приму все это? — в гневе воскликнула Миранда. —
— А земля? — спросил Джефф после недолгого молчания.
— Земля отойдет к фермерам, к тем, кто работает на ней. Лишь фермеры имеют на нее право.
— Моя дорогая девочка! — изумленно воскликнул Джефф. Он не верил своим ушам. Он решил, что это было естественной реакцией на пережитый ужас. Ему казалось невозможным, что она могла разглядеть духовную изоляцию Николаса, его полную неспособность к пониманию ближних, что в конце концов приводит к трагедии. Этот человек и его образ жизни представляли собой отклонение от общей линии развития. Развития человечества и развития нации. Слава Богу, он умер, подумал Джефф.
— И все же, я хочу именно этого, — внушительно ответила Миранда. — Я боялась работы. Я хотела, чтобы все было легко и красиво. Зло, сидящее во мне, вырвалось наружу и разбудило зло в Николасе.
Она повернула на подушке голову. Джефф увидел, как по ее впалым щекам медленно заструились слезы.
— Миранда, не надо! — закричал он. — Не вини себя и не мучь!
