Гоголь. – Не дело быку пити амброзию Юпитера.
– Скажи-ка мне, Коленька, а не ты ли тихими украинскими ночами резвишься на форуме prozak.ru под ником «А.Л. Коголь»? – внезапно вопросил Пушкин, подцепляя палочками непослушный кусочек сашими. – Товарищ тоже крайне любит пошутить про Юпитера, быдло и амброзию.
– Я, – тут же сознался Гоголь, даже не пытаясь запираться. – Только смотри, это строго между нами! Главное, Грошеку не говори. Мы тут с ним недавно зацепились языками, до матюков дело дошло. Он ведь такой зануда и мизантроп, мертвого достанет. Но я его буквально попрал в ходе сложной многочасовой дискуссии. Истинно втоптал в грязь.
– Так это он – Прохфессор?! – удивился Пушкин.
– Ну. Только не говори никому. А не то тебя черти на том свете железными рогатками припекут, вот припекут. Я договорюсь.
– Вон оно когда все выясняется-то... Что ж ты себе столь прозрачный ник выбрал? Тебя же раскусят в два счета.
– Эдгар Пое на последней Франкфуртской ярмарке справедливо заметил, что если хочешь спрятать истину – положи ее на самое видное место, – ответствовал Николай Васильевич. – Никто даже вообразить не может, что Коголь – это Гоголь. Кем только меня не разоблачали: и Галковским, и Мальгиным, и Слаповским, и Минаевым, и Воейковым... Девушки меня настоящего даже жалеют в форуме: вот, дескать, какое-то чмо путинофашистское, против оранжевой революции имеющее высказываться, взяло себе ник с прозрачным намеком на видного незалежного писателя!..
– Гляди же. Я ведь тебя мигом разоблачил, – напомнил Пушкин.
– Ну, ты меня просто слишком хорошо знаешь.
– В этой связи позволено ли будет недостойному задать глупый вопрос? – влез Гнедич, который все это время манерно попивал пиво, прислушиваясь к диалогу. – Почто же у тебя, батюшко, такой неудобный адрес сайта – pouchkine.ru? Вчера полез по служебной надобности, так дважды обдёрнулся, пока набирал. Понимаю, конечно, неудержимую галломанию хозяина, но ведь девяносто девять персентов твоих поклонников, разыскивая в сети сайт Пушкина, в первую очередь наберут pushkin.ru...
– И попадут на сайт московской ресторации «Кафе Пушкинъ», – продолжил Александр Сергеевич. – Занято уже, Петя. Не считай меня глупее князя Дондукова-Корсакова. Галломан я, конечно, знатный, но не настолько же.
– Вон оно что.
– Именно, – кивнул Пушкин. – Вообще презабавная штука – Интернет. Огромная и зловонная навозна куча, в которой там и сям блещут россыпи жемчужных зерен. Горчев, Березин, Тредиаковский, Тургенев, в конце концов. Читали его «Стихотворения в прозе», что он вывесил вечор в Живом Журнале? Это же прелесть что такое! Рассказывал он мне тут, кстати, за бокалом «Францисканера» пару своих задумок, под условным названием «Дети и родители» и это, забыл как называется, где собачку утопили; шедевры! истинные шедевры! Говорил я Тургеневу, вдалбливал ему: Ваня, родной, пиши, дурак, талант у тебя от Бога, ведь в землю зарываешь талантище свой! Спасибо, говорит, Шурка, проза – это хорошо и все такое, всю жизнь мечтал, спасибо тебе на добром слове, но только сеть ресторанов пожирает у меня все свободное время, глубокой ночью притащишься домой – и ни о чем не думаешь больше, как только добраться до кровати. Хочется секса, но нету рефлекса. Только и успеваю за обедом половину стихотворения в прозе накидать. – Пушкин безнадежно махнул рукой с зажатым в палочках суши, едва не выронив оное на колени Гнедичу. – Вот и все. Еще один упавший вниз на полпути вверх.
– Кстати, – оживился Гоголь, – а не забежать ли нам по сему поводу ввечеру к Тургеневу в ресторацию? Он нам славную скидку делает.
– Балбес ты, хохол, – невесело фыркнул Пушкин.
– За что и ценим, – уточнил Гнедич.
– А не то пойдемте в «Саквояж беременной шпионки», – невозмутимо продолжал Гоголь. – Сегодня вечером там выступает «Нож для фрау Мюллер». Я бы послушал. Пригласим девчонок, позовем Ксю...
– Давайте уже тогда сходим в «Палкин», – предложил Гнедич. – Для пафосу молодецкого.
– Что ты, Николай Иваныч, родной! – замахал руками Пушкин. – В моем нынешнем финансовом положении это ослепительно дорого.
– Александр Сергеич! батюшко! Нельзя думать о деньгах, когда речь идет о святом – о желудке! – искренне возмутился Гнедич.
– Нет, дорогой друг, извини, я сего дни уже приглашен; Костя дает королевскую партию в боулинг по случаю выхода своей эндцадтой книги.
– Да! – воскликнул Гнедич. – Как же я забыл! Мы с Коленькой тоже идем. По слухам, у Шустова весело и вполне сносно кормят.
– А вот проверим.
– Я покорнейше прошу прощения, господа... – донеслось из-за широкой спины Николая Ивановича.
Массивный Гнедич с трудом повернулся на стуле и уставился на приблизившегося к их столику молодого человека в парадном гвардейском мундире корнета.
– Что вам угодно, милостивый государь? – подозрительно осведомился Николай Иванович. – Если вас раздражает сила моего голоса, я обещаю несколько сбавить обороты.
– Нет-нет, что вы! – испугался незнакомец. – То есть да, голос у вас знатный, но это ни в коем случае не в упрек, а, как бы это точнее выразить...
– Вы уж постарайтесь выразить поточнее, любезнейший, – с неудовольствием произнес Гнедич.
Офицерик совсем сконфузился.
– Еще раз прошу прощения великодушно... Вы ведь Гнедич, да? Рад, крайне рад, – торопливо забормотал корнет, дождавшись от Николая Ивановича сухого кивка. – Перевод «Илиады» весьма потряс меня в свое время... Мне указал вас половой, коий утверждал ранее, что вы имеете обыкновение захаживать сюда в обеденное время... Вы, насколько я понимаю, имеете некое отношение к книгоиздательской деятельности?..
– Точно так-с, – отозвался Гнедич. – Вы хотели бы заключить со мной долгосрочный контракт на распространение замечательной книги господина Нефёдкина «Боевые колесницы и колесничие древних греков»? На складе ее еще довольно.
– Э-э-э... да. То есть нет. Видите ли, дело в том, что я пишу... как бы это поточнее сказать... в некотором роде стихи, что ли...
– Крайне сожалею, сударь, мое издательство называется «Петербургское востоковедение» и не публикует современных отечественных пиитов, – поспешно сказал Гнедич. – Если бы вы были, скажем, ханьским стихотворцем девятого века, то я бы безусловно и со всем мыслимым почтением...
– Но, возможно, вы с вашими обширными литературными связями могли бы посоветовать мои тексты в какой-нибудь журнал?.. – с отчаянием в голосе хватался за последнюю соломинку корнет. – Или... способствовать, так сказать... публикации в каком-либо издательстве...
Гнедич с тоскою посмотрел на свой отставленный бокал с пивом.
– Хорошо, любезный, вот вам моя визитная карточка, – решился он, поняв, что вежливо отшить юнца не удастся. – Пришлите мне по электронной почте свои экзерсисы, и я, не исключено...
– Так у меня все с собой! – радостно сообщил юный пиит. Он сунул руку за пазуху и с остервенением стал выдергивать из внутреннего кармана кителя некий артефакт, зацепившийся за подкладку. Наконец глазам литераторов за столиком предстала тонкая ученическая тетрадь, сложенная вдоль. – Вот, – произнес офицер, с вежливым полупоклоном подавая ее Гнедичу. – Троды плудов, так сказать. Ой, то есть плоды трудов. Извините. Искренне надеюсь, что вы изыщете некоторое количество времени, дабы, так сказать, ознакомиться и споспешествовать начинающему поэту... э-э-э...
Николай Иванович с сомнением посмотрел на предлагаемый ему артефакт. Было совершенно ясно, что тот не вызывает у него ни малейшего доверия.
– Ну, полно играть в буку, Коля, – мягко произнес Гоголь. – Смотри, какой милый мальчик. Полистай хотя бы приличия ради.
Гнедич покорно, но не без некоторой брезгливости принял потертую тетрадку и развернул ее.
– Писатель сел, невольник чести, – скучным голосом безо всякого выражения зачел он вслух. – Сел, оклеветанный молвой. Это вы, простите, про господина Лимонова, что ли?
