Катманду и района до китайской границы.
Когда выдавалось безоблачное утро, мы проезжали на велосипедах двадцать — тридцать миль в сторону Китая, оставляли свои велосипеды в деревне и поднимались на окрестные горы. Если облака не собирались, то зрелище оттуда открывалось потрясающее. С одной из горных вершин нам удалось увидеть Гималаи на протяжении ста пятидесяти миль, включая и внушающую страх Сагарматху — Эверест.
За два дня до того, как мы запланировали покинуть Непал, у меня случился такой сильный приступ тошноты от чего-то съеденного в «К.С. Мистик-баре», что мне было не до велосипеда или пеших прогулок, включая и прогулки по городу. Утро я провела, сидя в зелёном внутреннем дворике. Там-то я и встретила Салли, остановившуюся в отеле англичанку. Салли выглядела на сорок с небольшим, каштановые волосы до плеч, широко расставленные глаза; она была одета в широкие брюки и свитер с длинными рукавами.
До прошлого года Салли жила в Бангкоке вместе с мужем Дикси, который там работал. Потом, в поисках религиозной общины, которая отвечала бы её душевным устремлениям, она отправилась в Индию, чтобы уяснить для себя, что представляют собой разновидности ашрама. В какой-то мере она нашла, что хотела, в ашраме в Южной Индии, которым руководил, сочетая в своём учении католицизм с индуизмом, священник- бенедиктинец Бид Гриффинс. Последние несколько месяцев Салли провела в ашраме Гриффинса. Она приехала в Непал встретиться с мужем, который прилетал из Бангкока через несколько дней, они намеревались недели три попутешествовать по Гималаям, а потом вместе вернуться в Таиланд.
Когда я вошла во внутренний дворик, рядом с Салли сидела Титсен, девушка из Голландии. Титсен, как оказалось, отправлялась посетить те же ашрамы, где побывала Салли.
— Я знаю, ты собираешься в Пуну,— пожала плечами Салли.— Но должна сказать тебе, Титсен, что этот мужчина показался мне ненормальным и очень опасным. Себя он называет Бхагван, что в переводе означает Господь Бог, разъезжает повсюду в «роллс-ройсе», и все при встрече с ним должны кланяться.
Я поняла, что Салли имеет в виду Радж Ниша. Данная ею характеристика подтверждала пересуды, которые я слышала о нём на стоянке в Нью-Дели.
— Конечно,— продолжала она.— Вместе с десятками тысяч других людей из западных стран я тоже побывала в Пуне в поисках идеального гуру. После всего, что я о нём слышала, мне захотелось его увидеть. Ну, скажу откровенно, желания там остаться у меня не появилось. Обилие свободной любви и запугивание вызвали у меня отвращение. Но, понимаешь, я решила остаться там до утра следующего дня, чтобы побывать на собрании, которым должен был руководить Радж Ниш.
Он прибыл на утреннее сборище в своём «роллс-ройсе», и все перед ним склонились. С места в карьер он начал говорить о Матери Терезе. Ему было крайне неприятно, что ей вручили Нобелевскую премию, и, стоя прямо там, он обозвал её сексуальной извращенкой, получающей удовлетворение от прикосновения к прокажённым.
Можешь вообразить себе, милая Титсен, к этому я была совершенно не готова, тем более что услышала сие от человека, считающего себя таким праведником. Слова этого человека не только пугали меня, но и ошеломляли, тем более что никто явно не собирался их оспаривать. Всё это меня совершенно взбесило, и я вскочила, чтобы возразить. Но едва я открыла рот, как один из свиты Ниша схватил и буквально швырнул меня на пол. После этого я так испугалась, что двинуться не могла.
Сидя там, наблюдая этого человека и слушая его бред, я вдруг совершенно отчётливо почувствовала, что он дьявол. Думаю, что так. У меня действительно появилось ощущение, будто я нахожусь в окружении мощных дьявольских сил. Говорю тебе, Радж Ниш — эманация дьявола. Невозможно описать мой ужас. Когда собрание закончилось, я помчалась прочь. Вернулась в комнату в городской гостинице, схватила свои вещи и первым же поездом уехала на юг. Мне хотелось как можно скорее оказаться подальше от Радж Ниша с его дьявольством. Это был самый жуткий опыт в моей жизни, от которого я не сразу оправилась.
Слова Салли, похоже, поразили и смутили Титсен.
— Но столько голландцев, посещавших Пуну, рассказывали о нём как о замечательном человеке,— сказала она.
— Да, знаю, знаю. Я тоже слышала о нём много удивительного. Поэтому можешь отправляться и убедиться своими глазами. Моё дело предостеречь тебя,— ответила Салли.
Салли проконсультировала Титсен в отношении ряда других ашрамов, потом переключила своё внимание на меня. Узнав, что мы с Ларри отправляемся в Бангкок, Салли настояла, чтобы там мы остановились у неё дома. Ко времени нашего приезда Дикси должен был уже отбыть, так что всё осталось бы в нашем распоряжении.
— Наша экономка, Убон, живёт в задней части дома, и она вас впустит. Я дам вам рекомендательное письмо к домовладельцу. Он живёт рядом,— объяснила Салли.
Я приняла приглашение. Было бы замечательно оказаться в Бангкоке на Рождество в настоящем доме, а не в стерильном, вызывающем тоску номере гостиницы.
За день до нашего отъезда из Катманду Джефф купил себе билет до Рангуна и добыл двухнедельную туристическую визу в посольстве Бирмы. По циркулировавшим среди туристов слухам, можно было во время полёта купить беспошлинно бутылку отличного шотландского виски, продать на чёрном рынке в Рангуне и получить прибыль, достаточную для недельного проживания в Бирме. Джефф очень надеялся, что ему это удастся.
— В посольстве сообщили, что перемещаться по стране на велосипеде мне запрещено. И что, когда я прилечу, мой велосипед будет временно конфискован в аэропорту на всё время пребывания в стране. Так что придётся пользоваться общественным транспортом. Думаю, что, когда прилечу из Рангуна в Бангкок, вы уже отправитесь на юг. Но, кто знает, возможно, ещё снова встретимся где-нибудь на юге Таиланда или в Малайзии. От Бангкока до Сингапура я хочу выложиться по максимуму, чтобы улететь домой в середине января. Но, если не увидимся в Юго-Восточной Азии, буду ждать вас в Новой Зеландии. И вот тогда-то, мои милые, по-настоящему произойдёт великое воссоединение!
В ту ночь мы сидели втроём в нашей комнате в «Шакти» и предавались воспоминаниям о дороге, пройденной от Нью-Дели. Всем нам удалось перенести индийские дороги и непальские желудочные заболевания и вместе достичь Гималаев. Джефф был великолепным другом и товарищем по путешествию, и нам с Ларри было очень жаль с ним расставаться. Казалось непривычным, что дальше мы снова поедем одни.
На следующее утро, 17 декабря, в шесть часов Джефф проводил нас до аэропорта. Небо было ослепительно-синим, а на краю долины над темнеющими горными хребтами вздымались и сияли белые пики Гималаев. Возле крошечной взлётной полосы рядом с буйволом шёл мужчина, босиком, в шортах, с наброшенным на плечи одеялом, которое спасало его от холодного утреннего воздуха. Глядя на них обоих, я подумала о Маме Панди в Уоллинг-Стейшн, и мне захотелось немедленно узнать, вернусь ли я когда-нибудь в это горное королевство.
Грохот самолётного двигателя положил конец моим размышлениям. Итак, снова в путь, сказала я себе; ещё один пугающий перелёт. Как всегда, при входе в аэропорт у меня вспотели ладони и забилось сердце. Я нервничала, ожидая в очереди, пока сотрудник службы безопасности проверит мой багаж. Когда дошло до меня, клерк вынул из моей рулевой сумки жестяную канистру с бензином. Он отвернул пробку, понюхал содержимое и подозрительно посмотрел на меня.
— Это топливо для нашей плиты,— объяснила я.— Я забыла его вылить.
— С бензином запрещено. Я вылью его,— сказал он сухо.
Я была так занята своими страхами по поводу возможной катастрофы нашего самолёта, что не обратила внимания на то, как мужчина поступает с бензином. Ларри, однако, среагировал вовремя.
— Подождите! Не выливайте это сюда! — услышала я, как закричал Ларри позади.
Оказывается, служащий прошёл в вестибюль и, держа в одной руке открытую канистру, а в другой пробку, приготовился вылить бензин в урну с песком. Услышав Ларри, он отдёрнул канистру и рассерженно посмотрел на него.
— Если вы выльете туда бензин, а кто-нибудь бросит горящую сигарету, будет взрыв,— поспешно объяснил Ларри.
— Да? — тупо ответил клерк.
Затем в его глазах появились проблески понимания. Он вышел наружу, вылил бензин на землю,
