безукоризненностью подчеркивала гениальность, граничащую с божественностью этого слепого монаха, служителя Сигмара. Скеллан застыл посреди давки, подставив лицо и душу сокрушительной и освежающей волне музыки. Она была прекрасна; никакое другое слово просто не смогло бы описать ее.
По другую сторону трона возвышался огромный помост, на котором стоял портрет Изабеллы фон Карстен, прикрытый до поры алым полотнищем.
Гости плавно и гармонично передвигались по залу с тягучей грацией, словно все они участвовали в каком-то всеобщем танце, но представление в целом явно носило оттенок не столько утонченности и изысканности, сколько некоего ритуала.
Скеллан озирал калейдоскопическое кружение масок, надеясь распознать людей, прячущихся за костяной личиной. Холодный комок ворочался в его животе: Айгнер был среди них. Он знал это. Одна из масок скрывала человека, убившего его жену.
Скеллан принялся проталкиваться сквозь толпу.
Фишер пытался не отставать.
Темп музыки нарастал. Распаренные тела напирали со всех сторон.
Скеллан вглядывался в маску за маской; отвратительный танец смерти разыгрывался на его глазах. Безнадежно. Подойти так близко: вот она, добыча, рукой подать – и оказаться бессильным опознать преследуемую жертву. Он сжал кулаки. Больше всего сейчас ему хотелось накинуться на кого-нибудь, выплеснуть свою досаду.
Музыка изменилась, став мягче, меланхоличнее. Скеллан стоял в центре главного зала, вертя головой влево и вправо. А потом он поднял взгляд на галерею, нависающую над залом. О балюстраду красного дерева облокотился молодой человек с бледным лицом, изучающий толпу танцующих с такой гримасой, как будто он наблюдал за роем мух, ползающих по полуразложившемуся трупу давно уже мертвого зверя. Он не скрывал своего отвращения к происходящему. За его спиной стояли пятеро. Двое из них поразительно походили на графа. Семейное сходство, решил Скеллан. Остальные трое явно были охранниками – мускулистые, готовые вмешаться в любой момент, если что-то в зале пойдет не так: разойдется ли подвыпивший буян или рассерженный приграничный барон закатит сцену.
Скеллан кинул взгляд на второй балкон позади себя. Его тоже занимали внимательные зрители, хорошо одетые, но находившиеся тут по обязанности. У одного на спине в необычных двойных ножнах висело два клинка. Но гораздо интереснее мечей оказалась бритая голова стоящего возле меченосца человека, заставившая Скеллана прирасти к месту.
Годы не пошли на пользу Себастьяну Айгнеру.
За восемь лет, прошедших после набега его банды на деревню Скеллана, Айгнер состарился на все двадцать. Он изменился, и не просто выглядел постаревшим, что-то странное было в его манере держаться. Он казался человеком, покорившимся своей участи. Да, именно так. Скеллан уже видел этот взгляд у тех, кого обрекал на огненную смерть. Знак проклятия висел над головой Айгнера.
Джон Скеллан едва сдержался, чтобы не выхватить из-за пояса арбалет и не послать тяжелую стрелу в горло врага сейчас же, немедленно. Он даже представил, как делает это: медленно поднимает маленький арбалет, натягивает тетиву и следит за тем, как смертоносная стрела впивается в горло Айгнера, как отражаются на его лице шок, недоумение, а потом из раны толчками выплескивается кровь, просачиваясь между пальцами, отчаянно стиснувшими горло. Ледяное удовлетворение гладким камнем легло где-то внутри его существа. Все закончится здесь, сегодня.
– Я его вижу, – произнес он так, чтобы слова достигли ушей Фишера.
Фишер развернулся и быстро осмотрел галерею. Он с трудом узнал врага. Бритая голова и перекрестия шрамов на коже сильно изменили Айгнера.
– Это он, – согласился, наконец, Фишер.
Скеллан поискал взглядом лестницу, которая вела бы на балкон, но тщетно. Несколько мраморных колонн в помещении было прикрыто тяжелыми бархатными драпировками, и на двух стенах из четырех висели внушительные гобелены. Под любым из них могла скрываться дверь или лестница
Он протолкался к краю зала. В голове его стучала лишь одна мысль – о мщении. Вокруг него сомкнулись тела, отрывая его от Фишера. Он продолжал протискиваться сквозь толпу, проламывая в ней бреши. Характер музыки вновь изменился: пение скрипок сменил голос певца, взмывший вместе с мелодией в триумфальном крещендо. И вдруг все оборвалось.
Последовала секунда благоговейной тишины – и с губ танцоров сорвался единый восхищенный вздох. Из дубовых дверей за обсидиановым троном вышли граф Влад фон Карстен и его жена, прекрасная Изабелла. Мужчина двигался с грацией хищника, женщина была подобна его тени. Великолепная пара создавала свой собственный ритм. Граф высоко поднял руку жены и поклонился под шквал аплодисментов.
Было что-то в этом человеке, от чего по спине Скеллана побежали мурашки. Нет, ничего определенного. Знак Хаоса не висел над ним. Но какая-то неуловимая странность была в нем, присутствовала слабым намеком. Это ощущение можно было бы отнести на счет надменности, с которой держался граф, но нет, это не то, или, по крайней мере, не совсем то. Скеллан не мог определить причины, но ясно видел последствия – гости графа взирали на него с благоговением. Маски смерти упали, обнажая сияющее в глазах обожание. Влад фон Карстен владел телами и душами этих людей. Он буквально гипнотизировал их.
Скеллан понимал, что фон Карстен ничем не отличается от какого-нибудь выдающегося кукловода; каждый в этом огромном зале с готовностью запляшет под его дудку. А разгадать натуру женщины не составляло труда. В ней бурлила чистая сексуальность, и она знала это. Многозначительный взгляд там, мимолетная улыбка тут, дразнящее касание, замедленное скольжение кончика языка по пухлым губкам, легкий кивок, подчеркивающий лебяжье изящество шеи, и каскад черных волос, струящихся по спине. Она играла с людьми почти так же, как ее муж, но в нем чувствовался налет меланхолии, она излучала самоуверенность власти. Настоящей власти.
Толпа раздалась, открыв паре проход.
Скеллан воспользовался всеобщим возбуждением, охватившим зал при появлении фон Карстена, чтобы ускользнуть незамеченным. Он оглянулся. Подобострастные гости, жаждущие оказаться поближе к графу и его даме, отгородили от него Фишера. Выбора у Скеллана не было. Он не мог вернуться за другом и не мог рисковать, дожидаясь его. Задача воина проста: в трудной ситуации атакуй, в окружении ищи слабость вражеской стратегии, которой можно воспользоваться, а оказавшись лицом к лицу со смертью – дерись. Итак, выбирать не приходилось. Скеллан покинул Фишера, беспомощно глядящего ему в спину, и растворился в толпе.