ДЬЯВОЛ, ЧТО ПРИХОДИТ ВО СНЕ
Насекомые исчезли, и воздух впервые за неделю был чист и свеж.
Фишер совсем ослаб от голода. Последнее, что он ел, была водяная крыса, которую он поймал в болотной воде сетью, найденной под банкой рыбачьей лодки. Он надеялся раздобыть рыбы, но для голодающего любое мясо годится. Он съел крысу с удовольствием – только вот организм меньше чем через час сам отверг такую пищу.
Он лежал на спине в маленькой лодке, глядя в небо. Над головой кружили вороны, безмолвно паря в воздушных потоках. Зимнее солнце сияло в ясном голубом небе. Не в первый раз человек пожалел о том, что не вернулся в их комнату над винным погребом Холленфюра. Зима не шутит, тут недолго и замерзнуть насмерть. Холод стал сейчас его главным врагом. Он доводил себя до изнеможения, инстинктивно понимая, что дрема может быть столь же смертельной, как и удар ножом в живот. Да он и не желал засыпать; каждый сон, пусть и мимолетный, относил его назад, к пиршеству и бойне в главном зале, к лицам мертвецов, вернувшихся из того ада, в который отлетали их души, к костяным маскам, разбросанным по полу, скользкому от крови тех, с чьих лиц эти маски упали, и к вампирам.
Он постоянно боролся с дремотой, не поддаваясь усталости.
Полоска черного дыма на горизонте всколыхнула в нем надежду. Огонь.
Он оттолкнулся от днища лодки, встал на колени, стиснул покрепче деревянный шест и вонзил его в густую болотную жижу, не отрывая взгляда от далекого дыма, беспрестанно бормоча дрожащими губами невнятные молитвы. Дым обещал жилье, какое-нибудь поселение, место, где можно достать нормальную еду, теплую одежду и настоящую постель.
Вялая коричневая вода плеснула о борт суденышка, когда он направил его к желанной цели.
Приблизившись, он начал различать кое-какие подробности. Это была деревушка; крытые соломой крыши желтели на солнце. Мысль о том, что скоро он впервые за два месяца уснет в сухости, под крышей, защищенный от ветра и холода, наполняла его нетерпением. Он лихорадочно работал шестом, толкая лодку все ближе и ближе к селению. Фишер уже мечтал о жареном мясе с овощами, об очаге, над которым поворачивается на вертеле кабаний окорок, капая шипящим жиром на уголья внизу. Воображаемая картинка предстала перед ним с такой отчетливостью, что рот Фишера наполнился слюной.
Он подогнал лодку к маленькой деревянной пристани и выбрался на сушу. Тут было всего пятнадцать домов на сваях, поднимавшихся довольно высоко над уровнем воды. Сходни и подвесные мостки соединяли домишки между собой, и у каждого был свой собственный крохотный причал с пришвартованными к нему рыбачьими лодками и челноками. Фишер представить не мог, как можно добровольно избрать жизнь на болоте, но в настоящий момент он не склонен был обличать людские странности. Дым поднимался над одним из центральных домов, который был немного больше остальных. Подвешенные на канатах мостки раскачивались под Фишером, перебирающимся от одной хижины к другой. Он дважды терял равновесие, но все-таки не упал. Перед глазами все вертелось от слабости, голова кружилась.
Он открыл дверь и ввалился в уютное тепло маленькой общей комнаты. Здесь стояли столы и стулья, в очаге потрескивал огонь. В помещении сидели трое – они подняли головы, удивленные неожиданным появлением чужака. Фишер догадывался, как он выглядит: заросший щетиной, лицо и шея распухли от укусов, на расчесанных волдырях запеклась кровь, волосы грязные, спутанные от дождей и пота, одежда – липкие, покрытые запекшимися нечистотами и кровью лохмотья, висящие на нем как на скелете, в который он превратился со времени побега из Дракенхофа.
Фишер качнулся вперед, споткнулся и упал на колени. Он вытянул руку, желая ухватиться за что- нибудь, но рухнул навзничь. Он потерял сознание и не знал, сколько времени провел во мраке беспамятства, но очнулся он лежащим на самодельном тюфяке, у огня, окруженный кольцом озабоченных лиц, глядящих на него сверху вниз.
– Дай бедному парню вдохнуть немного воздуха, женщина.
– Замолкни, Томас Франц, он пришел в себя.
– Где?.. – Хриплый голос Фишера сорвался. Он так долго ни с кем не разговаривал, что язык не повиновался ему. – Где я?
– Прямо здесь. Посреди нигде.
– Не обращай внимания на Георга. Добро пожаловать в нашу деревеньку, чужеземец. Ты в Зумпфдорфе[9]. На северо-востоке, в двух днях пути отсюда Ванхальденшлоссе, это уже за болотами. Оттуда пять дней до Эшена, десять, если на север, – до Вальденхофа. Но нельзя ли спросить, что привело тебя к нам?
У него не было ответа – по крайней мере, он не готов был поделиться с ними тем, что знал.
– Пытался добраться… до дому.
– Магда, принеси бедняге немного похлебки. Йене, беги, попроси Олофа дать лишние одеяла, – велела женщина. Она повернулась к Фишеру, и голос ее тут же смягчился. – Как тебя звать, милый?
– Стефан Фишер.
– Что ж, Стефан, добро пожаловать в наш дом. Похоже, тебе нужно местечко, чтобы приклонить голову. Мы не богаты и не горды, но не бросаем людей в нужде. Так что отдыхай. Поговорим, когда ты отведаешь бульона Магды. – Женщина улыбнулась, и на миг все кошмары последних месяцев отодвинулись на задний план. Он был в безопасности.
Мальчик, Йене, вернулся с толстым теплым одеялом, пахнущим домом, где правит женщина: дымом очага, ее кожей, а также едой – приготовленной, приправленной и давным-давно съеденной. Он с благодарностью принял его. Застенчивая девчушка приблизилась к его постели с деревянной миской, до краев наполненной дымящимся супом. Фишер попытался взять миску, но руки его так тряслись, что девочке пришлось кормить хлюпающего, чавкающего, жадно глотающего Фишера с ложки. Похлебка пахла восхитительно, а на вкус была еще лучше. Он так торопился, что даже обжег язык. В супе плавали овощи и какое-то жилистое мясо.
Когда бульон был проглочен, женщина, разогнав остальных, села возле тюфяка.
– Итак, Стефан Фишер, поведай мне свою историю. Никто не попадает в Зумпфдорф по собственному почину. Ты бежишь от кого-то или к кому-то? Всегда бывает либо так, либо этак.
