Было очевидно, что он настроился на романтический ужин, прогулку по пляжу и клятвенные заверения в блестящем совместном будущем. Ей же хотелось абсолютно другого. Ей хотелось не думать о завтрашнем дне и как следует повеселиться.
– Ну, пожалуйста! Сейчас мне это совершенно необходимо.
Он улыбнулся.
– Я тут знаю один клуб!
Хилари изо всех сил делала радостное лицо, когда он обнял ее за плечи, пока они доедали свою паэлью как заправские любовники.
Путь до Фрихилианы окончательно убедил Шона в том, что ему нужно остаться. Бледный вечерний закат на фоне гор, пение птиц в орхидеях – все это возвращало его к жизни. Невозможно было смириться с мыслью, что дома его ожидает другая жизнь. Жизнь, где он рыскал в ночи и глумился над ужасным вкусом других людей, теперь ему не подходила. Неужели это вообще был он? То, что терзало его изнутри, теперь исчезло. Что бы ни сказала Мэгги, он найдет способ остаться здесь – без вопросов. И когда птицы запели в горной деревне, он ощутил приятную волну родства с этим местом, где никогда раньше не бывал.
Хилари сразу поняла, что все считают ее слишком старой для него. Особенно эти три девчонки, которые, правда, быстро оправились и постарались быть приветливыми. Но удивленные взгляды, которыми они обменялись, когда Мэтт представил ее всей банде, сказали ей все. Ребята, Том и Майки, думая, что она не видит, выпучили друг на друга глаза и надули щеки. Они как бы говорили: «Ну, Мэтт дает дрозда! Не успел прогуляться, как уже возвращается с миленькой пожилой домохозяйкой!»
Ублюдки! Вот хрен она будет с ними говорить о новом альбоме «Эйр» или о чем-то в таком духе. У нее в номере лежат джинсы «Эвису» и наряды от Джил Сандер. У этих девчонок, во всяком случае у двух, были потрясающие фигуры, но они ведь просто шалавы. Замарашки. «Голландские девчонки», как сказал Мэтт, хотя вряд ли они слышали об Анн Хайбенс или Йорги Персоонс.[22] Что вообще дает им право смотреть на нее такими взглядами? Ей, в конце концов, всего двадцать пять лет!
Она чуть не застонала вслух, когда Мэтт вернулся из бара с бутылкой шампанского, но вовремя взяла себя в руки. Он ведь просто старается ей угодить. Хилари сумела заставить себя весело улыбнуться и чокнуться с остальными. А потом углубилась в разговор ни о чем с Анке, постоянно чувствуя на себе взгляд Мэтта.
С их места в баре «Инженю» открывался потрясающий вид. Половина двора утопала в ярко-красном свете застрявшего между двумя пиками солнца. Шона и Мэгги омывал призрачный, серебристо-оранжевый свет, пересекающий их стол и уходящий к обрыву в ущелье. Кафе упиралось в маленький двор, примыкающий к посудной лавке, ниже была чистенькая деревушка, а за ней темнел шрам ущелья. Мэгги хохотнула.
– У тебя такой вид, будто ты планируешь совершить суицидальный прыжок!
Она вышел из транса и посмотрел на нее.
– Может, и так.
Она наклонилась к нему и взяла за руку.
– Ты был за миллионы миль отсюда.
– Практически.
– Все нормально?
Он откашлялся.
– Не совсем.
Голос Мэгги был полон сочувствия.
– Думаешь о завтрашнем дне?
Он кивнул.
– Особенно когда вокруг такая красота. Понимаешь, мне нравится здесь! Я люблю все это, хотя еще ничего толком не видел.
Он набрал в рот пива.
– А ведь не хотел ехать сюда, подумать только… – Он засмеялся. – Думал, здесь будет полно туристов и козлов в шортах из британского флага.
– Так и есть.
Шон снова глотнул пива, задумавшись.
– Тем не менее мне здесь нравиться. Мэгги начала отдирать этикетку со своей бутылки пива.
– Ты бы мог остаться.
– Да ну? И как?
Она подняла глаза и устремила на него свой пронзительный чистый взгляд.
– Оставайся со мной.
Он помолчал, а потом махнул рукой.
– Не искушай меня! Ты же знаешь, я не могу. Как я буду зарабатывать на жизнь?
Было видно, как после этих слов она расслабилась, будто обрадовавшись, что Шон затронул эту тему. Взяв его за руку, она поймала его взгляд.
– Это дело десятое. Здесь полно разных возможностей – очень интересных вещей, реальных вещей, если поискать. Самое главное, ты уверен в душе, что тебе нужны перемены.
Он медленно кивнул, сначала глядя в стол, потом встретившись с ней взглядом.
– Так и есть.
Мэгги не могла сдержать улыбку и расплылась от уха до уха.
– Отлично! Тогда решено!
Оба улыбнулись, сначала неуверенно, а потом честно, открыто и счастливо. Их бутылки звякнули в приветственном тосте.
Пастернак забеспокоился. Приход от таблетки накатывал мягкими, ободряющими волнами. Полчаса назад он заглотил виагру и уже чувствовал покалывающее тепло в штанах. Из темных глубин его внутренностей поползло кверху желание. Прохладный ветерок обдувал яйца и ласкал член. Но он никак не мог найти дыру в ограждении! Он уже слышал улюлюкающую толпу, отрывающуюся по полной программе, он даже видел Мэтта, танцующего с симпатичной феей в центре танцпола. Где же чертова дыра? Взволнованный, разогретый алкоголем, наркотиками и все возрастающим напряжением, он помахал руками, успокаиваясь, и рысью двинулся вдоль забора. Было почти десять. Следующая песня.
– Что за дешевка!
– Ш-ш-ш! – хихикнула Мэгги.
– Но это же действительно дешевка! – настаивал Шон, пьяный и все еще счастливый.
Девушка у посудного прилавка посмотрела на него. Он улыбнулся ей в ответ.
– Извини. – И шепотом добавил: – Это твои работы?
Она покачала головой. Шон подошел ближе.
– Слушай сюда. Я принесу тебе кое-что из своих работ. И если они тебе понравятся – выстави их на продажу. Пятьдесят на пятьдесят. Как думаешь?
Она внимательно на него посмотрела.
– Думаю, твои работы будут не по карману моим клиентам. Ты прав. Я выставляю то, что продается. Большинство из этого просто дерьмо!
Шон усмехнулся.
– Извини. Видишь, что я натворил. Девушка, которая теперь явно с ним флиртовала, проворчала прокуренным голосом:
– Ты уж лучше докажи, что стоишь того. Не разочаровывай меня!
Шон поклонился и вышел ко все еще смеющейся Мэгги.
– У меня есть работа! – захохотал он. – Дело за малым. Ты, случайно, не знаешь, как делают вазы для фруктов?
– Это не важно, лишь бы ты умел одним росчерком нарисовать на них матадора!
– Или красивое яркое солнышко!
Они снова рассмеялись и, пьяно пошатываясь, побрели вниз с холма. Даже сквозь опьянение Шон наслаждался этим весельем. Для него это было что-то совершенно новое. Что-то, чего у него никогда не
