– Совсем молодую девушку, почти подростка. Она приехала из Уортингтона.
Уэзер посмотрела на него.
– Паршивое дело?
– Нужно это видеть, чтобы понять насколько.
– Ты ужасно выглядишь, – заметила Уэзер.
– Да, на сей раз меня достало, – сказал он, – Кажется, она совсем недавно прошла первое причастие.
Операция произвела на Лукаса завораживающее впечатление: движения персонала поражали четкостью и свободой. Все в операционной, кроме Лукаса и анестезиолога, были женщинами, но анестезиолог ушел, как только девочка заснула, осталась только его ассистентка. Лукасу предложили встать на прямоугольной площадке у стены и не покидать ее во время операции.
Уэзер и операционная сестра работали слаженно, медсестра нередко подавала нужный инструмент еще до того, как Уэзер о нем просила. Крови было гораздо меньше, чем ожидал Лукас, но его беспокоил запах прижигающих средств. Запекшаяся кровь…
Уэзер быстро объяснила ему, что она растягивает кожу, чтобы прикрыть ожоги на руках девочки. Она делала короткие четкие указания, вопросов никто не задавал.
Время от времени она обращалась к Лукасу, но все ее внимание было сосредоточено на операции.
– Ее отец подвел провод под напряжением в двести двадцать вольт к насосу, который находился у озера. В одном месте два куска были соединены не слишком надежно, и они начали расползаться. Так думают родители Люси. Она схватила их, чтобы навести порядок. Они не знают, что именно она сделала, но последовала вспышка, и девочка получила мощный удар током по обеим рукам, кроме того, разряд прошел по спине и лопаткам… Мы тебе покажем. Нам нужно пересадить кожу, в некоторых местах приходится растягивать ее.
Вскоре разговор за операционным столом перекинулся на любовный роман, занимающий одно из первых мест в списке бестселлеров, и все принялись обсуждать, следовало ли любовникам сбежать, тем самым разрушив свои семьи.
– После всего, что произошло, она жила во лжи, заставляя страдать своих близких, – начала одна из медсестер, – Лучше бы она ушла от мужа.
– Ну да. И семья бы распалась. Интрижка на стороне еще не означает, что она не любила мужа и детей.
– Это была совсем не интрижка.
Тихо играла музыка, кто-то оставил включенным маленький приемник. На столе, под руками и скальпелем Уэзер, истекала кровью Люси.
Они срезали кожу с бедра девочки, чтобы прикрыть часть раны. Устройство для пересадки кожи выглядело как нечто среднее между электрошлифовальной машиной и резаком для дерна.
– Мне кажется, потом ей будет больно, – не выдержал Лукас, – Очень больно.
– Тут я бессильна, – не поднимая головы, ответила Уэзер, – Ожоги хуже всего. Кожа не регенерирует, но нужно как-то прикрыть рану, чтобы предотвратить заражение. А для этого необходима пересадка и растяжка… В первые два раза нам не удалось получить достаточное количество ее собственной кожи для полной пересадки, и мы использовали временные материалы, но оставлять их нельзя, потому что организм отторгнет их.
– Может быть, тебе следовало сказать Люси, что будет больно, когда ты разговаривала с ней перед операцией, – заметил Лукас.
Уэзер на мгновение подняла глаза, обдумывая его слова, но потом покачала головой и снова принялась за работу.
– Я не говорила, что не будет больно. Задача состояла в том, чтобы привести Люси сюда без скандала и сопротивления. А перед следующей операцией я смогу сказать, что это в последний раз.
– И это будет правдой?
– Надеюсь, – ответила Уэзер, – Возможно, нам понадобится немного скорректировать нашу работу, если останутся слишком заметные шрамы. Но в любом случае пройдет довольно много времени, прежде чем в этом возникнет необходимость.
– Хм.
Уэзер бросила на него спокойный серьезный взгляд поверх маски, стараясь держать испачканные кровью руки в стороне от ран девочки. Медсестры также посмотрели на Лукаса.
– Я не терапевт, – сказала Уэзер, – Мое дело – хирургические операции. Иногда избежать боли нельзя. В наших силах лишь исправить то, что требует исправления, и через некоторое время боль пройдет окончательно. Ничего лучше я сделать не могу.
Позднее, когда операция завершилась и они на несколько минут зашли в кабинет хирурга, чтобы отдохнуть, Уэзер спросила:
– Ну и как тебе?
– Интересно. Впечатляюще.
– И все? – В ее голосе появилось необычное выражение.
– Никогда прежде я не видел, как ты руководишь людьми. У тебя хорошо получается, – сказал Лукас.
– Замечания есть?
– Конечно нет.
Уэзер встала.
– Мне показалось, тебя что-то смущало, когда ты наблюдал за мной.
Лукас опустил глаза и покачал головой.
– Операция производит сильное впечатление. Признаюсь, я ожидал чего-то совсем другого. Кровь и запах, когда ты делала прижигание, а еще устройство, срезающее кожу, – все это потрясло меня. Жестокое зрелище.
– Иногда так и есть, – сказала Уэзер, – Но больше всего тебя встревожило мое отношение к Люси.
– Я даже не знаю…
– Мне нельзя сопереживать, – сказала она, – Я должна отключить эту способность. К некоторым пациентам я испытываю огромную симпатию, например к Люси, но во время операции не имею права думать о том, что им будет больно, или сомневаться в правильности своих действий. Подобные вопросы я решаю до этого. В противном случае я все испорчу.
– Мне это кажется несколько равнодушным, – признался Лукас.
– Я хотела, чтобы ты посмотрел, как я работаю, – сказала она, – Лукас, та часть моей сущности, которую ты бы, наверное, назвал личностью хирурга, отличается от меня в другой жизни. Я должна принимать жесткие решения, и я принимаю их. И руковожу людьми. У меня это очень неплохо получается.
– Ну…
– Дай мне закончить. С тех пор как я сюда переехала, у нас не раз бывали замечательные моменты в постели. Мы прекрасно проводили время вместе, нам было хорошо. Но здесь я такая, какой ты видел меня сегодня.
Лукас вздохнул и кивнул.
– Я знаю. И восхищаюсь тобой, честное слово.
По ее губам скользнула скупая улыбка.
– В самом деле?
– Да. Просто теперь я понял, что твоя работа труднее, чем я предполагал.
«Гораздо труднее», – подумал он, когда уходил из больницы.
В его мире и в мире Джен Рид, если уж на то пошло, лишь немногие вещи оставались кристально ясными. Лучшие игроки всегда подсчитывали вероятности. Ошибки, глупость, оплошности, ложь и несчастные случаи являлись неизбежной частью процесса. В мире Уэзер они выходили за рамки повседневности; любая небрежность имела непростительные последствия.
Хирургия оказалась особым миром. Кровь не слишком тревожила Лукаса, но моменты, когда скальпель замирал над здоровой кожей и Уэзер принимала спонтанные решения, вызывали у него дрожь. Резать, когда
