Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.
– Что вы тут вытворяете с этими людьми? – строгим голосом спросил я.
Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:
– Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.
Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.
– Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире! Она нужна им не больше, чем Эллен – своей родне.
Шоумс повысил голос.
– Вы все еще не поняли, что это за место, мастер Шардлейк? Это помойка, в которую зажиточные люди выбрасывают своих свихнувшихся родственников. Иногда объявляются филантропы, иногда больные выздоравливают или прикидываются выздоровевшими, чтобы выбраться на волю. Но Бедлам все равно остается мусорной ямой, предназначение которой – приносить золото директору Метвису. Бедлам буквально рождает золото, как любая выгребная яма рождает полчища крыс.
– Эллен служит в вашей больнице, даже если когда-то она являлась ее пациенткой. Так какого же дьявола вы с ней так поступаете?
Шоумс расхохотался мне в лицо.
– Это она вам сказала, что когда-то была пациенткой? Она и сейчас пациентка! И всегда ею будет! Я позволил ей выполнять кое-какие обязанности смотрителя, поскольку у нее получается находить общий язык с пациентами, хотя она и проявляет по отношению к ним излишнюю мягкость.
Он посмотрел на женщину.
– Но иногда она начинает задаваться, и тогда мне приходится напоминать ей, кто она такая, вышвыривая ее за дверь.
Шоумс перевел взгляд на Эллен, которая все так же стояла, прижавшись к стене. Она тяжело дышала и старалась не смотреть на закрытую дверь.
– Вот именно в этом и заключается ее безумие, – с жестокой откровенностью продолжал говорить Шоумс. – Она не может выходить на улицу, твердит, что окружающий мир крутится и шатается и хочет проглотить ее. Эллен такая с тех пор, когда банда молодых людей напала на нее в Суссексе, откуда она родом, и до срока сделала ее женщиной. Ну что, разве не так было дело, Эллен?
Эллен заставила себя отлепиться от стены и молитвенно сжала руки на груди.
– Да, мастер Шоумс, – тихо проговорила она и перевела взгляд на меня.
Ее удлиненное лицо залила краска стыда.
– Теперь, мастер Шардлейк, вы знаете обо мне все.
Один бог знает, какую жалость я испытал по отношению к этой несчастной женщине, но какое-то внутреннее чувство подсказало мне: если я покажу это, ей будет только хуже.
– Не важно, Эллен, – проговорил я. – Послушайте, бедный Адам в отчаянии. Не могли бы вы пойти вместе со мной, чтобы помочь ему? Вам лучше других удается общаться с ним. Если, конечно, вы в состоянии…
Она с благодарностью посмотрела на меня и тихо ответила:
– Да, конечно.
Эллен шатко пошла по коридору, нащупывая на поясе связку ключей. Я повернулся к Шоумсу.
– Надеюсь, Адам не слишком встревожился из-за этого инцидента. В противном случае я буду вынужден поставить в известность суд.
Шоумс окатил меня злобным взглядом. Посмотрев на Гибонса, стоявшего за его спиной, я увидел в глазах верзилы что-то сродни восхищению.
Я подошел к Эллен, стоявшей у закрытой палаты Адама.
– Эллен! – кричал он изнутри. – Что они с тобой сделали?
– Со мной все в порядке, – откликнулась женщина. – Я здесь.
– А доктор Малтон разве не приехал? – спросил я.
– Нет, сэр. Мы его ждем, но он до сих пор так и не появился.
Голос и поведение Эллен были уже почти нормальны, хотя в ней еще чувствовалась неуверенность, словно она приходила в себя после дурного сна.
Женщина открыла дверь. Прямо за порогом стоял Адам. Он подошел к двери настолько близко, насколько позволяла ему цепь, которой он был прикован за лодыжку. Его лицо было красным от напряжения, но при виде Эллен на нем появилось облегчение. Она вошла в палату.
– Как ты? – спросил он. – Я слышал, как ты кричала.
– Все хорошо, Адам, не волнуйся, – сказал я и, увидев, что в палате появилась табуретка, добавил: – Садись-ка сюда.
Мальчик нерешительно сел.
– Это доктор Малтон придумал принести сюда табуретку. Пусть, дескать, парень лучше сидит, чем валяется на полу во время своих молитв.
Только сейчас до меня дошло: а ведь Адам впервые проявил заботу о ком-то другом! И тут же он повернул ко мне свое блеклое лицо и произнес нечто, чего я не смог понять:
– Мое беспокойство об Эллен было богоугодным. Подтвердите это, сэр, если вас спросят. Я больше не грешил – даже в помыслах! Я не такой, как женщина этого богомерзкого викария.
Тут Адам безобразно раззявил рот и упал бы на колени, если бы Эллен его не подхватила.
– Ну же, Адам! – проговорила она.
Мальчик закрыл лицо руками и заплакал.
И тут кусочки головоломки в моем мозгу встали по местам. Его викарий, отец Мифон, дружил с преподобным Ярингтоном. По словам Тимоти, парень, навещавший Абигайль, был высоким и темноволосым. Точь-в-точь как Адам. Сейчас, правда, он напоминал ходячий скелет, но, по словам его матери, до того, как парень впал в состояние этой сумасшедшей одержимости, он был хорош собой.
Я шагнул вперед.
– Адам, имя Абигайль тебе что-нибудь говорит?
Мальчик вырвался из объятий Эллен, упал на пол и отполз к стене, с ужасом глядя на меня.
– Мой грех открыт! – зашептал он. – О Боже, прости меня! Не отвергай!
– Что вы делаете, сэр? – с возмущением спросила Эллен.
– Поворачиваю ключ, который должен быть повернут.
Присев на корточки рядом с мальчиком, я спросил как можно более спокойным голосом:
– Адам, как-то раз ты пришел в дом преподобного Ярингтона с посланием от твоего викария.
Он смотрел на меня глазами, полными ужаса.
– Да.
– Абигайль увидела тебя и зазвала к себе. Ей был нужен молодой. Она научила тебя вещам, о которых ты грезил, но никогда не испытывал. Я прав?
– Откуда вы это знаете? – шепотом спросил Адам. – Господь назначил вас орудием своего возмездия?
Я позволил себе улыбнуться.
– Нет, Адам. Мальчик из конюшни Ярингтона кое-кого видел, и я только что понял: он видел тебя. Вот и все. Абигайль сбежала, и мне необходимо найти ее, чтобы распутать дело.
Я не сказал Адаму, что Ярингтон убит.
– Это мой великий грех, – проговорил Адам. – Я знал: если мои родители и церковь узнают о нем, они отвергнут меня, поскольку тогда я утрачу право быть среди Божьих избранников. Вы не расскажете об этом моим родителям, сэр?
– Нет, не расскажу. Обещаю тебе.
– В ее руках я превращался в податливый воск, – продолжал свой рассказ Адам. – Господи Иисусе, я оказывался совершенно беззащитным. Ее, должно быть, прислал сам дьявол!
