них было немного. Встретила нас взлохмаченная заспанная девица в длиннополой хламиде, наизнанку накинутой на что-то белое. Судя по всему, на ночную сорочку. Хламиде явно не хватало отделки горностаем. Лучше искусственным. Зачем губить невинное животное! Бледное лицо встречающей оставалось в тени. Но даже спросонья она соображала неплохо. Не трудно было догадаться, что девушка совсем не рада нашему визиту, но нам предъявлять претензии за столь поздний заезд не решилась. Пробормотав нечленораздельное «Здрасс…», отыгралась на Вовчике:
– Кто распорядился? Почему так поздно? Скоро рассветет. Я не могу…
Не глядя на нее, он отмахнулся, подхватил наши сумки и направился вперед, на ходу потребовав сообщить ему номера комнат, накормить гостей поздним ужином или ранним завтраком – что «мадам» больше нравится. Девица глухо что-то пробормотала, попыталась изобразить радушие, но улыбка вышла слишком кислой.
– Я не собираюсь травиться остатками с вашего стола, – заявила ей провидица. – Будьте любезны пропустить, я знаю свой номер.
– «Всяк сверчок знай свой шесток!» – неожиданно вырвалось у меня.
– Вот-вот, скажите, где наш находится. Шесток этот. Нам не до ужина, а о завтраке вообще страшно подумать, – поддержала ясновидящую Наташка и с сомнением оглянулась на Ляну, топтавшуюся снаружи: – Дорогая моя, у нас точно двухместный номер?
Та даже ответить не успела.
– Поселите женщин в комнату, которая напротив меня, – приказала Мухатская.
Обрадованная тем, что так легко от нас отделывается, девушка представилась Полиной и напомнила Ляне, что ее место во флигеле. Затем выказала желание немедленно проводить «остальных дам» в апартаменты. Обрадованный Вовчик бросил наши вещи на пол и шустро полетел к выходу, прихватив с собой Ляну. Уже из машины они тепло с нами попрощались. Полина закрыла дверь черного хода.
До своих номеров, как мне показалось, мы добирались долго. Сначала по широкой двухмаршевой лестнице, украшенной ковровыми дорожками. При этом мы с Наташкой следом за Полиной поднимались по правой стороне, а госпожа Мухатская – по левой. На третьем этаже восхождение закончилось и все мы, повернув направо, двинулись по длинному, слабо освещенному, как и лестница, коридору. Ясное дело, люди давно спят. Не стоит устраивать иллюминацию.
Первой отпочковалась Таисия, демонстративно не позволив никому из нас заглянуть в ее комнату. Даже Полине, намеревавшейся провести там краткую обзорную экскурсию.
– Свободны! Без вас разберусь!
Ясновидящая захлопнула дверь, прищемив Полине бархатную хламиду, косящую под безразмерный халат, приобретенный в Турции на Восточном базаре. Окончательно проснувшаяся девица беспомощно смотрела на свою одежку, не решаясь постучать в дверь. И едва Наташка собралась вмешаться, угрожая устроить дворцовый переворот за явное ущемление чужих интересов, дверь слегка приоткрылась и Полинин халат обрел свободу. Сама дверь тут же закрылась.
– Не иначе как наша ясновидящая случайно нацепила очки! – громко сказала Наташка, и ее голос эхом прокатился по коридору. Я невольно вжала голову в плечи, сама Наташка испуганно вцепилась мне в плечо. – О, блин! Слова не скажи, – прошептала она.
– Акустика, – миролюбиво доложила нам Полина, почтительно склонив голову. – Время от времени создается такой эффект. Пойдемте. Ваша комната крайняя слева.
– Такое впечатление, что в этом замке никого, кроме нас, нет, – испуганно оглядываясь, тихо произнесла подруга.
– Так никого же и в самом деле нет. Спите спокойно. Заезд туристов только завтра.
Полина порылась в своей необъятной исторической шмотке, вытащила связку ключей и один из них протянула нам.
– Попробуйте открыть комнату сами. Некоторые ключи заедает. Сначала думали сделать магнитные карточки, но дизайнер сказал, что они будут противоречить общему замыслу и всей обстановке дворца.
При этих словах светильники в коридоре заморгали и выключились.
Мои руки немного дрожали, и я никак не могла указать ключу его место. Пришлось передать это дело Полине. Она распахнула перед нами дверь, щелкнула выключателем и тут же отступила в коридор, прошелестев пожелание: «Покойной ночи». Кажется, мы забыли попрощаться…
Небольшая комната, метров пятнадцать-шестнадцать передавала нам поклон из середины XVIII века.
– Рококо… ко, блин! – ахнула Наташка, роняя свою сумку на пол.
– Я бы даже сказала – рококо!
Мой комментарий сопроводился мягким шлепком. У Наташки выпал из рук и пакет.
– Недоделанный! – уже без восторга отметила подруга, повернув голову налево. – Замусорили стиль кроватями. Может, они переходного периода? От барокко последней стадии к рококо. Прямые линии, симметричность, никакой изысканности… Да нет, для барокко тоже слишком простоваты. И тогда дээспэшных материалов не имелось, предки натуралами были, предпочитали спать на настоящем дереве. Я не имею в виду обезьяний период развития человечества. Впрочем, тогда общество кишело, пожалуй, еще большими натуралами. «Наш дом – коммунальная пещера!»
Две простые белые кровати были слишком современными и не совсем вписывались в интерьер. Но «бельмом» не выглядели, поскольку прятались под вычурными балдахинами из искусственного шелка нежно-голубого цвета, расписанного пасторалями. Я невольно подумала о возможной духоте. Наташка – тоже, ибо, не долго думая, стянула их к одной стороне. Такая же ткань с такими же сценками из пастушеской жизни украшала декоративные подушки, плотно задвинутые портьеры и два стула с изогнутыми изящными ножками. Пастушки на сиденьях были надежно защищены от, так сказать, внешнего давления полиэтиленовой пленкой.
– Фига себе! – скривилась Наташка. – Можно подумать, раньше они боялись вывозиться где угодно и об кого угодно, только не на скотном дворе или пастбище. И овцы у них гадили исключительно в оригинальную упаковку, вакуумную, пластиковую, ароматизированную дезодорантами и туалетной водой. Смотри, какие красивые рамки на гобеленах! Золоченые. Блин, ну все кругом завивается! Даже стены в выкрутасах. О! Ир, а обратную сторону гобеленов не продумали. Там черная метка современности – какое-то ЗАО «Олимп». Похоже, эта олимпийская сборная и над всем остальным материалом поработала. А сия белая с позолотой дверь наверняка ведет в ванную обитель. Если и там пастухи…
Наташка скрылась за дверью, и в ту же минуту раздался ее возмущенный голос:
– Пастухов и пастушек нет, воды – тоже. Выпили всю вместе со своей отарой. Зато кувшин имеется. Боюсь, придется нам за водой к какому-нибудь источнику бегать. Хорошо, если он не очень далеко. Ай!!!
Из ванной комнаты Наташка выскочила с достаточно подмоченной репутацией первопроходца:
– Ты там осторожнее. Представляешь, никакого рококо! Все на фотоэлементах. Откручивать и ломать ничего не надо. Сунешь руки под кран, он сам все сообразит. И вообще, хватит шляться.
Сил на достойный ответ не нашлось. Какое там шляться! Да я как вошла так встала как вкопанная. Только головой по сторонам вертела. Вот уж не думала, что устану до такой степени. От десятичасового с хвостиком безделья. Взглянув на часы – разумеется, в стиле рококо, – отметила, что они стоят. Стрелки парализовало на цифре двенадцать. Пухленький купидон, вольготно опиравшийся на циферблат, нахально улыбался. Непонятно откуда доносился слабый запах валерианы и еще чего-то знакомого. Наверное, где-то лежит саше.
4
Это было сказочное утро! От золотых солнечных лучей, потоком льющихся в два высоких узких окна, невольно щурились глаза. Небо того же легкого голубого цвета, что и тканевые портьеры, курчавилось маленькими облачками. Точь-в-точь белые овечки на пасторали. Все это утреннее великолепие прекрасно вписывалось в общую обстановку комнаты. Белое с голубым, плюс позолота. Воображение дорисовывало картину за окном холмами, группами кудрявых деревьев…
На своей кровати под однобоким балдахином завозилась Наташка:
– Что? Труба зовет? Который час?
– Двенадцать, сударыня, – с удовольствием сказала я, подмигнув вечно бодрствующему на часах
