отъезд из Джидды.
ГЛАВА 7. Переезд в Медину
Омар бен Ладен
Вначале Медина показалась мне потрясающим местом. Глаза мои округлились от восхищения, когда я увидел огромную виллу, где нам предстояло поселиться. Она была еще больше громадного, многоквартирного дома в Джидде. Но вскоре восторг сменился разочарованием. Снаружи наш новый дом казался роскошным особняком, но интерьеры были совсем простыми — помещения выглядели почти голыми. Огромное пространство комнат пустовало: на полах лишь кое-где разбросаны недорогие персидские ковры, а у стен лежали подушки и тонкие матрасы, на которых нам следовало спать.
Меня всегда удивляло, почему наши роскошные особняки были так просто обставлены. Однажды я спросил об этом мать, и она призналась, что в юности мечтала иметь красивый дом с богатым и изысканным убранством, но те мечты остались в далеком прошлом.
Частое отсутствие отца и почти непрерывная череда беременностей не давали матери возможности заняться украшением дома в первые годы брака. А потом, когда они переехали в новый дом, отец изменил свое мнение на этот счет и заявил, что его семья должна жить в простоте и строгости. Он сказал, что не позволит тратить деньги на вычурную мебель.
Вспоминая почти голые стены дома в Медине, я бы сказал, что апартаменты матери напоминали пентхаус, из которого убрали всю привычную роскошь.
И хотя мы продолжали жить вместе, всей семьей, многие из нас скучали по Джидде. Только Сихам, четвертая жена отца, была счастлива: она ведь родом из Медины и могла теперь чаще видеться с близкими. Остальные же грустили, оставив часть своего сердца в Джидде. Для многих из нас она была единственным городом, где мы жили до сих пор. К тому же рядом с Джиддой находилась горячо любимая нами семейная ферма. Мы и представить себе не могли, какой тоскливой станет наша жизнь без привычных поездок на ферму каждые выходные.
Но и о Медине сохранилось несколько приятных воспоминаний. Мне на память приходит один забавный случай, произошедший вскоре после нашего приезда.
Я и самый неугомонный из моих братьев, Саад, в тот день скучали и бегали туда-сюда по огромному дому, стараясь хоть как-то себя развлечь. Когда раздался ласкающий слух стук в дверь виллы, мы помчались поглядеть, кто пришел. На пороге стояли три женщины с закрытыми лицами и протянутыми руками — они просили милостыню.
Саудовцы по своей природе стараются проявлять великодушие, но чаще делают это во время религиозных праздников. Поэтому нищие саудовские женщины в такие дни обычно ходят по богатым кварталам, стучатся в двери и просят подаяния.
Мы с Саадом были еще маленькими. И ни один из нас толком не понимал, что нам следует делать. Сначала мы велели им уходить, а потом Саад внезапно передумал и воскликнул:
— Стойте! Вы не можете уйти!
Я уставился на Саада с не меньшим удивлением, чем скрытые под чадрой женщины. Они смотрели на нас из-под своих покрывал пару минут, а потом одновременно развернулись, собираясь уйти.
Голос Саада стал требовательным.
— Нет! Вы не можете уйти! — снова крикнул он. Помолчав секунду, Саад выпалил: — Наш отец хочет на вас жениться!
Я подумал, что отец, похоже, и впрямь любит, когда в доме много женщин, и пришел к выводу, что идея Саада была вполне здравой.
— Да! — подтвердил я. — Наш отец хотел бы на вас жениться.
Мы с Саадом открыли дверь как можно шире и жестами пригласили женщин войти и устроиться поудобнее в ожидании свадебной церемонии.
Увидев, что мы не шутим, женщины развернулись и помчались прочь с такой скоростью, что их длинные абайи и головные накидки развевались на ветру.
Испугавшись, что потенциальные невесты отца сбегут, мы с Саадом бросились им вслед. Саад ловко обогнал сбитых с толку женщин и умоляюще произнес:
— Вернитесь! Вы должны войти! Это правда! Отец хочет на вас жениться!
Думая о том, как обрадуется отец, получив сразу трех жен, я был полон решимости не упустить их снова.
Взволнованные этим глупым происшествием, бедные женщины оттолкнули нас в сторону и побежали быстрее прежнего. Последнее, что мы запомнили: их черные абайи, хлопающие на ветру.
Был еще один случай, показавшийся тогда смешным, потому что мы не осознавали всю степень опасности. Один из братьев заметил голубиное гнездо в круглой декоративной вазе — одной из тех, что украшали снаружи окна дома на уровне четвертого этажа. Поскольку мы постоянно искали новых развлечений, то стали наблюдать за гнездом. Вскоре из двух яиц, лежавших в нем, вылупились птенчики. Каждый день мы проверяли, как чувствуют себя пташки.
Как-то утром мать голубят не вернулась, как обычно, в гнездо. Мы решили, что наш долг спасти птенчиков. Чтобы добраться до гнезда, мы поднялись на крышу. Абдул-Рахман вызвался слезть оттуда на карниз четвертого этажа и достать птенчиков. Спустившись, он дотянулся до гнезда и стал вынимать из него пташек. Мы с братьями наблюдали, как Абдул-Рахман осторожно передвигается по карнизу и, схватив птенчиков, пытается вскарабкаться назад на крышу. Но мы были такими непоседами, что скоро потеряли интерес к происходящему и нашли себе другое занятие. Мы умчались прочь, начисто забыв о брате, и даже заперли дверь, ведущую на крышу.
Как и во многих саудовских домах, посередине нашего была круглая шахта, вроде широкого и глубокого колодца, тянувшегося от первого этажа до самой крыши. И вскоре Абдул-Рахман стал звать нас, наклонившись над этой шахтой. Но вместо того, чтобы бежать снова наверх, на четвертый этаж, и отпереть дверь, мы предложили ему спрыгнуть. Абдул-Рахман колебался. Но мы с братьями кричали хором:
— Прыгай! Мы тебя поймаем! Прыгай! Мы поймаем!
Мы не соображали, что, послушайся он нас и прыгни, Абдул-Рахман получил бы серьезные травмы и даже мог погибнуть. В то утро мы забыли про боль и смерть, хотя хорошо знали, что такое боль, благодаря суровым наказаниям отца и не раз слышали рассказы о том, как люди в одно мгновение прощались с жизнью. После смерти некоторые даже попадали в страшное место, называемое адом. Наш учитель религии часто говорил нам об ужасах ада, и нам совсем не улыбалось там очутиться.
Но мы искренне верили, что Абдул-Рахман сможет спрыгнуть с крыши на первый этаж и останется невредим. Мы же его подхватим…
Вняв нашим уговорам, Абдул-Рахман опустил птенцов на крышу и сиганул вниз. Но, передумав в последней момент, ухватился за край шахты, а ногами нащупал какой-то выступ внутри. Мы смеялись и хором кричали:
— Давай же, Абдул-Рахман! Мы тебя подхватим!
Уж не знаю, почему ни мать, ни одна из наших трех тетушек не отозвались на весь этот шум. Сегодня, оглядываясь в прошлое, могу лишь предположить: отец так приучил их сидеть взаперти, что они не обращали внимания даже на происходившее у них под носом. К счастью, наши крики встревожили одного из шоферов, и он бросился к входной двери, чтобы проверить, чем вызвано такое оживление. Он посмотрел наверх, куда устремлены были наши взгляды, и увидел свисавшего с крыши Абдул-Рахмана. Взявшись руками за голову, наш шофер шумно выдохнул и издал несколько воплей, а затем с бешеной скоростью ринулся к лестнице и помчался по ней, перепрыгивая через три ступеньки. Добравшись до крыши, он схватил Абдул-Рахмана за руки и с трудом втащил назад.
Взволнованные тем, что стали причиной такой шумихи, мы помчались вслед за шофером вверх по лестнице. Когда мы догнали его, то увидели, что бедняга заметно потрясен. Он выбранил нас — такое случалось нечасто — и сказал, что чуть не рухнул вниз вместе с Абдул-Рахманом. Если бы это случилось, оба они погибли бы, ударившись о твердый мраморный пол с высоты четырех этажей. К счастью, шофер спас
