в щёку, тут же бежит на кухню, я отплёвываюсь и выжидательно смотрю на Тимура, а Тимур, поджав губы, смотрит на меня, потом подходит, хмуро суёт мне руку, я с тоской осторожно пожимаю его прохладную ладошку. Тимка вдруг смеётся, бросается мне на шею, лезет целоваться, у меня отлегает от сердца, Боги, как я его люблю, Пашка смеётся, мама и Виктор Максимыч тоже смеются, неужто обошлось?
- Папа, а у Бобика клещ! А Пашка его вытащил, вот такенный, прикинь, а Пашка его ногой, ну-у, кровь ка-ак брызганёт! Бе-е-е! А Бобик не заболеет тогда, а, пап?
- Заболеет, лечить будешь. Тима, поехали с нами, мы с Павликом скучаем, поехали, хватит дуться.
- Скучаете? И Пашка? Чо-то, как-то… Пашка, ты, что ли, скучаешь? Ну-у… ладно, поехали, только тогда это, только я вечером только, а сейчас я не смогу тогда, дела у меня, папа, вечером поехали, я же сейчас на день рождения иду, пап, у Жендоса днюха, он с вечера звонил, я обещал, а ты можешь ехать, а Пашка со мной побудет до вечера тогда, а там… ты чего, пап?
- Нет, ничего. Вечером, так вечером, Паш, ты как?
- Да мне-то…
Но Пашка не договаривает, его тут же перебивает Пулемёт:
- Пашка, Пашенька, а можно я к Женьке твою «Диану» возьму?
Но здесь уже я не даю ничего ответить Пашке, я решительно заявляю:
- Нет! Тимур, нет. Вот можешь, что хочешь делать, хоть по новой дуйся, но нет. Мало того, что я тебе запрещаю к Пашкиной винтовке прикасаться, я и твой «Иж» несчастный не разрешаю тебе брать, а особенно к Жене на день рождения, хватит прошлого раза! Блин, мама, ты уж не встревай, Виктор Максимыч, скажите ей! Они у Кирилла тир устроили, люстру кокнули, я весьма содержательную беседу имел по этому поводу с отцом Кирилла! Пулемёт, объясни ты мне, какого ты по люстре попал, как так можно-то, вообще…
Пулемёт. Тимка стал Пулемётом в первом классе, до этого он много кем был. И черепашкой-ниндзя, и покемоном, и Арагорном, и рыцарем-джедаем, и много ещё кем, всего и не упомнить, но вот в первом классе он стал Пулемётом, и я думаю, он им и останется навсегда.
Он стал «Тимкой-Пулемётчиком», эта конструкция трансформировалась в «Пулемёт», затем уже и в «Пульку».
Мы тогда ещё жили на старой квартире, и однажды, одним прекрасным ужасным днём, я чистил свой Блейзер, - тогда я ещё охотился, - Таня старалась мне всячески мешать, Тимка-Покемон копошился на ковре у меня в ногах, и тут, - как в хреновом фильме, - зазвонил телефон. Танька, взявшая трубку, побелела прямо на глазах: - Илья, Павлик разбился на велосипеде! Ничего не понимаю, витрина какая-то…
Я только и успел кинуть винтовку в сейф, так всё кучей и покидал, затвор, винтовку, принадлежности, мы с Таней пулей на улицу, трясёт нас обоих, ну, а сейф-то я и не закрыл на замок, тетеря! Да…
Ну да, витрина. Пашка въехал на велике в витрину. Огромная такая, стеклянная. Была у нас во дворе парикмахерская, это поначалу, а потом чего только в этом здании не перебывало, даже похоронное бюро, не к ночи будь помянуто, но место такое неудачное, говорю же, внутри квартала, вот ничего там долго и не задерживалось. А тогда там, после очередного ремонта, помещалась какой-то магазинчик, вот Пашка и въехал к ним в витрину…
Небольшое отступление по поводу мальчишек, Богов, стёкол, строек и ещё кое-чего.
Итак, Боги любят мальчишек. Кто с этим не согласен, тот дальше может не читать.
Впрочем, я думаю, что с этим моим заявлением может не согласиться лишь дурак, ну, или тот, кто сам мальчишкой не был, а это, - второе, - обстоятельство я признаю извинительным. Настоящим, нормальным мальчишкой, я имею в виду…
Так, пример из личного опыта. Мне было лет двенадцать, мы с пацанами держали голубей, тогда многие пацаны держали голубей, правда, мало кто увлёкся этим на всю жизнь, да и сам я всегда был к ним равнодушен. Но антураж! Я имею в виду наш, конкретный случай, мы, - четверо друзей, - держали голубей в старом кухонном столе с дверцами, ящичками, огромном, как мавзолей, при соответствующем, блядь, весе!
Про вес, - это я со всей ответственностью. Дело в том, что в целях сохранности поголовья от посягательств конкурентов, мы запёрли этот гроб на плоскую крышу нашей стоящей на берегу Урала девятиэтажки, и ключи от крыши были только у нас… Какой оттуда был вид… Да. Позже, там, напротив, построили Ледовый, но и тогда было красиво.
Ну, а голубей надо гонять. Гоняли. Ограждения на крыше не было, лишь невысокий парапет, а мы гоняли. Бегая, со свистом размахивая руками, по этому сучьему парапету, упиваясь счастьем, детством, адреналином, а Боги смотрели на нас, любовались нами, и не давали нам с этой крыши свалиться. Незнакомое ощущение? Думаю, тем, кто был настоящим, нормальным мальчишкой, это ощущение знакомо.
А стройки? Помните стройки своего детства? Я помню. Подвалы с торчащей, - словно сарисы македонской фаланги, - арматурой, помните? В полной темноте, и при этом в кайф поиграть в прятки. И лестницы с ещё не поставленными перилами. И ещё, и ещё, и ещё множество всякого подобного. Ныряние в месте с незнакомым дном, причём с разбега, рыбкой, бестолковой мальчишеской башкой вниз… Помните?
Да, помните, и соглашаетесь, - те, кто до сих пор читает, - Боги любят мальчишек.
Но беда в том, что Боги очень уж вздорные существа. Они могут уснуть, могут отвлечься, а могут и сделать что-то такое, чего нам, смертным, не постичь, и вот тогда она, - беда…
Нет, в тот день обошлось, но Боги решили нас с Таней предупредить, причём дважды подряд, и это предупреждение холодным голубым пламенем светится у меня в душе по сей день, и я никогда не забуду смысла этого предупреждения, и как только я не поседел тогда, - не знаю…
Пашка оказался абсолютно цел. В таких случаях говорят: «отделался лёгким испугом», - но и насчёт испуга я тоже не уверен, скорее уж мой старший был доволен до невозможности. Ха, ещё бы. Авантюрист… Но картина ведь и правда, была впечатляющая. Страшными ятаганами рассыпанное на асфальте стекло, суета многих людей вокруг осознающего свою значимость в этом мире Пашки, мои и его мамы глаза. И ни одной царапины, а ведь вся Пашкина футболка превратилась в аккуратно порезанные лохмотья. Колёса его велика. Причём, не только переднее, но и заднее. Уму не постижимо.
За охами, вздохами, Таниными слезами, моими скупыми обещаниями Пашку выпороть, за Пашкиным растущим самомнением, - за всем этим я вдруг вспомнил, что сейф с оружием я не закрыл, и что Тимка дома один, а сейф с оружием открыт, а у Тимки ракетный двигатель в одном месте, и ещё, что руки у него постоянно чешутся на мои стволы, а сейф с оружием…
Я ворвался в квартиру. Ворвался… звучит как-то… врывается нетерпеливый влюбленный к объекту своей страсти. А я… Да чёрт с ним, - короче, залетаю я домой, переполохавшаяся в конец Танька следом, Пашка там, в подъезде, гремит останками своего велика…
На меня чёрными антрацитами внимательных глаз, смотрели все пять тогдашних моих стволов, расположенных на предметах обстановки по всем канонам стрелковых уставов, оборонительных их разделов, а Тимка задумчиво выбирал из солидной кучи патронов, лежащих перед ним на ковре, очередной, подходящий с виду по размеру, и пытался его затолкать в открытый патронник «Лося»…
Таня меня тогда чудом не пристрелила, мудака, Пашка не допустил…
А потом мы вчетвером хохотали, так смеются только очень любящие друг друга люди, пережившие вместе что-то сильное, а я думал тогда, - пусть вот это переживание будет самым страшным переживанием в нашей жизни, но утомлённые мною Боги уже занимались кем-нибудь другим, и не услышали меня…
- Пап, да чёрт с ним, не цепляйся, а то всё по новой пойдёт. Пулька, я тебе «Диану» совсем отдам, только чтобы дома, условие такое, понял, и только со мной, а то и точно, переколотишь всё…
- Базар?.. Паханище, - ты брат!
- Илюша, это плохо, - то, что мальчики с самого детства с оружием!
- Мама! Оружие, тоже мне… Воздушки, подумаешь.
- Гр-рм, Тома, это нормально.
