стуле между нами. Я уже заказала по чашечке капучино для нас обоих. Он взял свою чашку, пригубил и спросил про фонтан Тренто. Я ответила как следовало. Он допил кофе, взял сумку и ушел.
– И все?
– Почти все. Если не считать того, что пока он пил свой капучино, он успел пригласить меня пообедать с ним в каком-то супермодном ресторанчике, где по вечерам собирался римский артистический авангард.
– И ты согласилась?
– К счастью, нет, – ведь подразумевалось, что в конце вечера я должна пойти с ним в койку.
– Ты знаешь, что было в сумке?
– Карл мне не сказал, а я не спросила. Я уже привыкла ничего лишнего у него не спрашивать.
– И даже не спросила, зачем вся эта таинственность с зонтиком и паролем?
– Можешь не сомневаться, что у Карла на все было вполне разумное объяснение. Зато сколько бессонных ночей я потратила потом, чтобы ответить себе, была ли в сумке просто взрывчатка или боеголовка той ракеты, которую запустили в окно премьер-министра Италии вскоре после моей встречи с Рупертом!
– Как ты думаешь, а Руперт знал, что в сумке?
– Скорей всего, нет. Иначе его бы тоже судили. А его потаскали-потаскали на допросы и отпустили. Так что он почти без затрат превратился в настоящего героя.
– Интересно, он вспомнил тогда о вашей встрече в Гейдельберге?
– Не думаю. Вряд ли он меня узнал. Он небось за свою долгую жизнь не за одной девушкой гонялся по улице. Но зато сегодня, когда он стал припирать меня к стене, та история в Гейдельберге оказалась мне очень кстати. Я напомнила ему, как он сбежал из зала, готового к бою с полицией. И сразу сбила его с толку.
– Он смутился? – не поверил Ури.
– Ну уж и смутился! Чтобы смутить Руперта, нужна артиллерия потяжелей моей. Но он почувствовал себя неловко. И почти поверил, что я узнала его по встрече в Гейдельберге, a не по встрече в Риме.
– Почти поверил?
– К сожалению, почти. Все-таки своим глазам он верит больше, чем моим уверениям.
– А чего он, собственно, хотел? Чтобы ты подтвердила в полиции, что он все же был замешан в игры Гюнтера фон Корфа? Или он тоже зовет его Карл?
В голосе Инге опять зазвучали панические нотки:
– Я тебе сказала: он ищет Карла!
– В каком смысле ищет?
– В том смысле, что Карл перехитрил всех и исчез, как иголка в стогу сена.
– Кого – всех?
– Я ведь хотела рассказать тебе все по порядку! – обиженно выкрикнула Инге. – Иначе ты не поймешь.
– Тише, не обижайся. Лучше объясни, для чего он ищет Карла? Для кого?
– Не знаю, от него всего можно ждать. Может, для них, а может, для полиции.
Тут Ури спросил наконец, кто такие «они», хотя, пожалуй, мог бы уже и сам ответить на этот вопрос. Но Инге не спешила с ответом. Она несколько секунд постояла, прикусив губу, а потом выдвинула ящик секретера и вытащила пачку желтых полицейских листков – ту самую, которую он обнаружил там сегодня утром, – или это было год назад?
– Вот «они» – те, кого полиция еще не нашла.
– Ты хочешь сказать, что они все еще существуют?
– Конечно. А как бы иначе Карл убежал из тюрьмы?
Ури вздохнул:
– Я сдаюсь, ты была права: расскажи мне все с самого начала.
– Я их боюсь, – торопливо заговорила Инге. – Их я боюсь даже больше, чем полицию. Полиция, какая бы она ни была, все-таки представляет закон. Для них же давно не существует законов. Они годами прячутся в каких-то тайных норах, живут там коммунами и сходят с ума от страха, от тесноты, от невозможности хоть на час остаться наедине с собой. Они смертельно надоедают друг другу, каждая мелочь их раздражает. Курят, занимаются групповым сексом, ревнуют всех ко всем и со временем начинают так ненавидеть друг друга, что находят облегчение в любой жестокой и опасной акции. Лишь бы вырваться на свежий воздух.
– Откуда ты все это знаешь?
– От Карла. Последние полгода перед арестом он жил в такой коммуне. Он говорил, что это были самые страшные полгода в его жизни. Их было шесть человек – четыре парня и две девушки. Все остальные, кроме Карла, так или иначе были замешаны в убийствах, их портреты были расклеены на всех дверях. На них шла настоящая охота, так что им просто некуда было деться. Это было не лучше тюрьмы – постоянное напряжение, недоверие к тем, кто помогал им снаружи, бессмысленные ссоры из-за пустяков, горы окурков на столах, на подоконниках, на полу, вечная очередь в уборную, а главное – полное бездействие и чудовищная скука. Поэтому он не захотел к ним вернуться, когда они помогли ему убежать из тюрьмы.
– Он им так и объявил: не хочу, мол, к вам возвращаться?
– Если бы я могла объяснить тебе, что за человек Карл, как работают его змеиные мозги, ты бы так не шутил!
Ури поймал себя на мысли, что такой Карл был, возможно, его злейший враг – не только из-за Инге, но из-за всего его жизненного расклада. Стоило ли его понимать? Стоило – хотя бы для того, чтобы устранить.
– Ладно, ладно, объясняй, – подбодрил он Инге. – Я постараюсь понять.
– Представь, они потратили уйму сил и изобретательности, чтобы вытащить его из-за решетки. Они рисковали ради него собственной свободой, потому что он был им нужен: он один умел придавать их лихорадочным действиям какой-то высший смысл. Вся операция была спланирована самим Карлом. И он, наконец, оказался за тюремных забором, за углом его ожидал крытый грузовик, внутри которого был спрятан «Фольксваген»-клоп. Карл вскочил в кузов грузовика, за которым тут же началась погоня. Водителю удалось ненадолго оторваться от погони, – так было запланировано, – и свернуть в заранее подготовленную подземную стоянку. Там он на минуту остановил грузовик и выкатил через заднюю дверь мостки, по которым Карл в «Фольксвагене» выехал на шоссе, ведущее в Кельн, а грузовик помчался в противоположную сторону, отвлекая преследователей. Карлу следовало проехать восемь километров, свернуть в лес, где «они» поджидали его в другой машине. Но он тут же съехал с главного шоссе на мост, пересек Рейн и въехал в небольшой городок. Там он спокойно припарковал автомобиль на городской стоянке перед ратушей, взял из багажника сумку с приготовленной для него одеждой, не спеша вошел в туалет при ратуше, переоделся и ушел по лесным тропинкам сюда, в замок. Последние пару лет в тюрьме он изучал лесные пешеходные тропы Германии по краеведческим атласам, которые любезно поставляла ему тюремная библиотека.
– А ты знала, что он к тебе придет?
– В каком смысле – знала?
– Он тебя предупредил?
Инге даже засмеялась над нелепостью этого вопроса:
– Он никогда ни во что меня не посвящал – ни когда собирался прийти, ни когда собирался уйти. Но я знала, что он придет. С того часа, как по радио объявили о его побеге, я стала его ждать.
– А откуда он знал, где ты? Он что, бывал здесь раньше?
– Однажды мы собирались лететь на Сицилию, – я уже договорилась с одной подружкой, что она заменит меня на обратном пути, а я потом заменю ее. И вдруг в последнюю минуту позвонил Отто: у мамы первый раз случился приступ, и ее увезли в больницу в тяжелом состоянии. Я не могла лететь с Карлом, но у меня не было никакого способа ему об этом сообщить. Я помчалась в аэропорт и перехватила его перед самой регистрацией. И тут он ни с того ни с сего решил отказаться от своего полета и поехал со мной. Нет, нет, не думай, он ни разу не появился в замке, а снял комнату в отеле неподалеку: он прожил там неделю и приезжал за мной, как только у меня выдавалась свободная минута. Все остальное время он гулял по окрестностям и бродил по лесу, так что он хорошо рассмотрел наши места. Однако после побега ему понадобилось почти трое суток, чтобы добраться сюда: несколько раз он сбивался с пути, а иногда подолгу
