Оля покачала головой.
– Она сейчас на руках.
– У Кистинтина, да? А он читать-то умеет? Он только из бутылки живую воду пьет. Которая водкой пахнет.
– Нет, ребята, – сказала Оля, – так нельзя. Человек вдруг потянулся к знаниям. Нужно его поддержать.
– А когда он к знаниям потянулся? – спросил я и отметил про себя одобрительный Алешкин взгляд.
Оля наморщила лоб, припоминая.
– Недели две назад.
– А когда про вас в газете писали? – опять поспешил я. Потому что кое-что в тумане стало видеться. Алешка даже засиял от восторга.
– Ну уж... – Оля немного смутилась, но ей было приятно. – Ну уж писали. Так, заметочка маленькая о нашем музее.
– Она у вас есть? – спросил Алешка.
– Не знаю, не помню. Может, куда-то задевала. Я поищу.
Ой, какие мы скромные! Если про вас в газете напишут, вы ее куда-нибудь задеваете? Как же! Вы ее – в рамочку, а рамочку – на стеночку.
– Но куда же этот рисунок делся? – опять загрустила Оля.
А я ляпнул:
– Вы только об этом у Шишкина и Мишкина не спрашивайте.
– Почему? – удивилась Оля.
– А они об этом не знают, – невинно объяснил Алешка.
– Ладно, пойдемте в мою конторку, поищем эту газетку.
Оля опять уложила книгу в витринку и заперла ее игрушечным замочком. Потом она очень долго (секунды две) искала газету в своем письменном столе. Газета была аккуратно вложена в пластиковую папочку.
Ничего такого особенного в заметке про музей не было. Корреспондент его похвалил и стал задавать директору Оле всякие вопросы. А она на них отвечала. Вопросы у корреспондента были скучные, а отвечала Оля восторженно. И особенно напирала, какие замечательные исторические личности произрастали на Липовской земле.
Алешка внимательно сопел у меня за спиной, читая газету через мое плечо.
– Вот! – сказал он и ткнул пальцем в строки.
В этом абзаце Оля говорила о том, какими талантливыми были простые люди. Как они умели строить дома, украшать их диковинной узорчатой резьбой, какие красивые у них были предметы быта – прямо произведения искусства, а какие лапти они плели! Они даже летать умели!..
– Лапти? – не понял Алешка.
– Люди! Не мешай.
«Один простой крестьянин по имени Пров сделал крылья из перьев лебедей и летал на них над просторами своей земли. Вы только подумайте: даже в наше время сколько умелых и знающих людей пытались смастерить крылья для полета. И все напрасно. Один богатый миллионер даже учредил приз в миллион фунтов стерлингов тому изобретателю, который сможет пролететь на своих крыльях тридцать две мили. И приз этот до сих пор дожидается своего владельца в главном лондонском банке. Вы только подумайте: наш Пров уже четыреста лет назад смог совершить такой полет!»
Алешка помолчал. А потом спросил:
– А эти фунты, они большие?
– Больше долларов.
Он вздохнул.
– Фунтики всякие мне не нужны. А полетать, Дим, очень хочется. Над березовыми и лыковыми рощами. Давай, а? А потом в Англию слетаем. За премией.
Здорово придумал. Будто эти лебединые крылья уже у него в кармане джинсов. А ведь прежде чем крылья сделать, надо сначала их чертежи найти. Которые опять затерялись. Или кто-то уже раньше нас их нашел.
Но вот кто? И зачем?..
Мы вышли из музея и сели на скамеечку в тени цветущей липы. Над нами нежно шелестела листва и трудолюбиво жужжали пчелы.
– Любишь липовый мед? – спросил я Алешку.
– А то! Только я его ни разу не ел.
Веселый у меня братишка. Он и летать на крыльях очень любит. Только ни разу не летал.
– Дим, давай рассуждать, как папа.
– Это как?
– Постепенно. Кто мог утащить этот рисунок? Или Шишкин, или Мишкин. Так? Ведь больше в музей никто не ходил.
– Мы с тобой, – напомнил я. Раз уж рассуждаем «постепенно».
Алешка уставился на меня с подозрением. Но тут до него дошло, что мы с ним об этом рисунке ничего еще не знали.
– Майор Шишкин, – твердо сказал я, – вне всяких подозрений.
– Это почему? Потому что в Олечку влюбился? Портретики ее рисует?
– Потому что он работник милиции.
Алешка вздохнул:
– Работники милиции тоже всякие бывают, сам знаешь.
– А зачем ему эти крылья? – привел я еще один довод в защиту бедного Шишкина.
– Как зачем? Будет бесшумно летать над своей территорией, наблюдать за порядком.
– Ерунда это твое «постепенно»! Шишкин мог бы просто этот рисунок у Ольги попросить. Да он о нем и не знал.
– Тогда все ясно! Это Кистинтин Мишкин! Он мне сразу не понравился. «Туда-сюда».
– А ему-то зачем? Он же рожденный ползать.
– Ну и что? – Алешка в недоумении похлопал ресницами.
– «Рожденный ползать летать не может».
– У! Здорово ты сказал, Дим. Кто тебя научил?
– Так, один классик.
– Одноклассник?
– Хорош! – отрезал я. У него никогда не знаешь – он придуривается или дурака валяет. – Незачем Мишкину чертежи красть, он читать-то только вчера научился.
– А тогда кто? – Алешка всерьез задумался.
– Слушай, а если это Максимыч?
– Ты что! На фиг ему надо! Он небось и без крыльев летать может. Туда-сюда... Знаешь, Дим, я думаю, нужно за ними наблюдение установить...
– Как папа за подозреваемыми?
– Точно! Ты будешь следить за Мишкиным, а я – за Шишкиным.
Мне стало смешно. Ну ладно – Мишкин, а вот как следить за майором милиции? Да еще в городке, где коз больше, чем жителей.
– Запросто! Я, Дим, скажу, что мне в гостинице не нравится жить – очень комаров много. И попрошусь жить у Шишкина. Он добрый, он меня пустит.
Не знаю, чего в нем больше – ума или нахальства? Поровну, наверное.
Я Алешке ничего не сказал. Мне даже было интересно послушать, как он станет навязываться в постояльцы к доброму Шишкину. Но послушать не пришлось. В тот же день подозрение с Шишкина упало. Упало прямо на другого человека. Да не на одного...
Когда мы подошли к гостинице, туда как раз подъехали на «уазике» полковник с майором.
