– И мне тоже копию, – поспешил Алешка. – Мне тоже пригодится. Еще больше, чем некоторым.
Вечером журналист постучал к нам в номер. Алешка познакомил его с папой.
– Это, пап, уникальный журналист. Он со своим фотоаппаратом за справедливость борется. Он тебя сейчас просить будет.
– Я о вас слышал, – сказал папа. – Вернее, читал ваши материалы. Пойдемте в буфет и обсудим вашу проблему за чашкой кофе.
– Мы тоже, – сказал Алешка. – За чашкой чая.
– Ему больше нельзя чая, – испугался журналист. – Он недавно целое ведро выпил.
– Подумаешь, – сказал Алешка. – Тот чай уже давно вылился. Вместе с калориями...
– Стоп, Алексей! – поспешил папа. – Не надо подробностей.
– Да какие там подробности, – махнул Алешка рукой. – Все как у людей.
– Тем более, – сказал папа. – Пойдемте.
В буфете почти все столики были заняты – ужинали голодные археологи. Они пили пиво и очень веселились. Мы поняли, что раскопки в этом году близятся к завершению, что предстоит сделать какую-то консервацию, а главное – надежно обезопасить колодец от любопытных граждан. Наверное, и от нас с Алешкой в том числе. Говоря Алешкиными словами, мы уникально любопытные граждане. Да еще и уникально нахальные. Алешка подошел к столику, где сидел начальник, и намекнул:
– Мы к вам еще придем. Полюбоваться. А если вы нас не пустите, то я заберу свой гвоздь.
– Это уже не твой гвоздь. Это теперь достояние науки. – Начальник ничуть не рассердился. Даже шоколадкой угостил. – И вы, коллега, можете приходить к нам в любое время. Кстати, как вас зовут?
– Алексей Сергеич Оболенский.
– Так вот, Алексей Сергеевич, когда я буду писать отчет о нашей экспедиции, я обязательно укажу в нем, что этот гвоздь обнаружил ученик... какого класса?
– Почти четвертого. Московской школы.
– ...Ученик почти четвертого класса московской школы Алексей Оболенский.
– Ладно, – сказал Алешка, – я вам за это еще чего-нибудь найду. Уникальное.
А папа в это время внимательно слушал за чашкой кофе проблему журналиста. И он сказал (папа):
– Мы этого делягу давно уже разрабатываем. Уверен: он будет наказан.
– Это правильно, – согласился журналист. – Но их всех, таких, не накажешь. Главное – помочь моему коллеге. Освободить его и вернуть ему доброе имя.
– Думаю, у нас это получится, – пообещал папа и дал ему свою визитку. – Вы мне в Москве еще позвоните.
– Спасибо.
– Так просто не отделаетесь, – улыбнулся папа.
– Вы все такие – Оболенские? Вымогатели, – улыбнулся и журналист.
– Я-то еще ничего. Со мной можно договориться. Но вот мой младший...
– Да, я уже понял. Мальчик любит плыть против течения. Так что вы хотели?
– У вас с местной прессой хорошие отношения?
– Еще бы! Я для них столичный образец.
– Тогда вот что. Нужно срочно сделать материал об одном человеке. Он сильнейший экстрасенс. Обладает даром гипноза, пирокинеза, телекинеза и массой других способностей...
– Уникальных, – вставил Алешка, который давно уже торчал рядом, распахнув рот и уши.
– Уникальных, – повторил папа, мельком взглянув на него. – И самое главное – сделайте упор на его несомненный дар ясновидения.
– Понятно.
– Надеюсь, что нет, – усмехнулся папа. – Но что еще важнее, это нужно сделать срочно.
– Мне надо с ним повидаться.
– Вовсе не обязательно. Здесь есть очень толковый майор милиции. Он даст вам всю необходимую информацию.
– Тогда если вы дадите мне вечером машину, статья выйдет завтра.
– Прекрасно. Я доволен.
– Тогда вот еще что. В области есть местный канал телевидения. Я мог бы выступить. С этой же темой.
– Телевидение... Пожалуй, что нет. – И после раздумья папа как бы про себя добавил: – Это было бы слишком навязчиво.
Мы с Алешкой, конечно, поняли, что речь идет о Максимыче. Только вот зачем понадобилось папе затевать это дело? Непростой вопрос. Для меня. По Лешкиным глазам я понял, что для него здесь загадки нет.
Короче говоря, вечером журналист побывал в домике Шишкина (теперь он еще и о знаменитом художнике в милицейской форме напишет статью), потом они позвонили в редакцию и уехали в областной центр.
– Дим, – сказал Алешка, когда мы ложились спать. – А ведь это наша идея. Может, папа нам спасибо скажет. Или подарит что-нибудь.
Мало ему славы юного археолога.
Наш знакомый журналист оказался очень деловым человеком. И человеком слова. Они с папой сразу поняли друг друга. Мы еще сидели в буфете за завтраком, а к нам уже подошел веселый Шишкин и положил на стол перед папой две газеты. И сказал:
– Приятного аппетита.
– Мы вообще-то газеты за завтраком не едим, – оторвался Алешка от чашки с чаем.
– Он их за обедом ест, – сказал про него папа. И развернул газету. Прочитал бегло статью.
– Неплохо, да? – спросил он Шишкина.
Тот покивал:
– Особенно тот абзац, где говорится, что он может видеть сквозь стену. Смутно, но может.
– Да, – сказал папа. – Нужна мера и осторожность. А с ним ты говорил?
– Ну а как же! Два дня назад. Он даже обрадовался. Я, говорит, их терпеть ненавижу!
– Ну что ж, – папа сложил газету. – Денек можем отдохнуть.
– Рыбалка? – предложил Шишкин. – Ушицу сделаем, пивка попьем.
– Ребят возьмем? – папа спросил так, будто нас рядом не было.
– Возьмем. А то без рыбы останемся. И Ольгу пригласим.
– Тогда уж точно без рыбы останемся, – буркнул Алешка. – У нее аппетит приятный.
– Максимыча позовем, – предложил и я.
– Без вас бы не догадались.
– Значит, так, – распорядился Шишкин. – Завтра утром подгоняю своего «козлика», часикам к шести, да? И едем на озеро.
– К шести поздно, – пробурчал Алешка, – уже клев кончится.
– На озере не кончится, – пообещал Шишкин. – Там клев с восьми начинается.
– По распоряжению милиции, – прокомментировал Алешка.
– А чего он такой сердитый? – спросил про него майор.
– Он важный, – объяснил я. – Про него скоро в отчете напишут. Как про главного археолога.
– Что натворил-то? – спросил папа.
– Гвоздь нашел, – похвалился Алешка. – Я ж тебе говорил. От одного уникального коня.
– И большой гвоздь? – улыбнулся папа.
– Не очень. Но очень важный.
Как наш Алешка.
Тут подошла к нашему столику тетя Нюта, убрать посуду.
– А меньшой-то чуток поправился, – сказала она папе. – А ведь тощой был. Но лопал здорово. Особливо чай.
– Анна Петровна, – попросил папа, – сегодня вечерком соберите нам сухой паек. На шесть человек.
– На семь, – уточнила Нюта, – меньшой-то за двоих лопает.
