Плавки мы надели под штаны, пообедали в буфете любимыми котлетами и пошли на реку. Для начала покачались на подвесном мостике, посидели на теплом Русалкином камне.
Напротив него, на той стороне реки, виднелись какие-то деревянные развалины.
– Поплыли туда! – скомандовал Алешка. – Рыбалку разведаем.
Мы переплыли узенькую речку и повисли, отдыхая, на каких-то древних сваях, обросших зелеными космами тины. Здесь было здорово глубоко и вода была очень холодная.
– Это омут, – сообщил Алешка со знанием дела. – Тут водятся окуни. Спорим?
Спорить я не стал, но закинуть здесь удочки не откажусь – место точно рыбное. Клевое, как сказал Алешка.
Я оттолкнулся от скользкой сваи и погрузился в воду, подняв вверх руки. И не очень скоро мои ноги почувствовали липкий холодный ил. Я поскорее вынырнул.
– С ручками! – обрадовался Алешка. – И русалки тут водятся, и окуни. Завтра с удочками придем.
– Я русалок ловить не буду, – сказал я. – Мне их жалко.
– А нам их и не на что ловить. Они на червяков не клюют.
– А на что они клюют? – Мне стало интересно.
Алешка расхохотался так, что чуть было не свалился со своей сваи в воду.
– Чему вас только в нашей школе учат? Дим, они клюют на майоров милиции.
К этому времени я уже тоже сидел рядом с ним на свае. Она выскользнула из-под меня, и я плюхнулся в воду. Хорошо, что я не стал смеяться под водой.
Когда я вынырнул и откинул со лба волосы, Алешка серьезно посоветовал:
– Ты тут поменьше окунайся. Здесь же в стародавнее время мельница была.
– Ну и что?
– Ты какой-то темный человек, Дим. Ничего не знаешь. На мельнице всегда всякие черти и водяные водятся. Не знал, что ли?
Я быстренько подтянулся и влез на сваи, Алешка усмехнулся.
– А при чем здесь майор милиции? Кто тебе сказал?
– Папа, – спокойно объяснил Алешка. – Только он не мне это сказал, а Шишкину. – И Алешка произнес папиным голосом: «Ты бы, майор, пореже в музей заглядывал, а почаще – в отделение».
Мы сидели на скользких сваях, прямо над глубоким омутом. Над нами светило яркое летнее солнце. Влажный ветерок доносил из города запах цветущих лип. И мне было совершенно неинтересно разбираться в каком-то назревающем клубке.
– Мы герои, мы герои, – вдруг пропел Алешка, – мы чего-нибудь нароем!
– Давай лучше нароем удочки, – с раздражением сказал я. – И червей.
– Успеем еще, все лето впереди. Никуда эти черви не денутся. А изо всяких взаимоотношений, Дим, вызревает, знаешь что? Преступление. Нужно улики нарыть. Пока не поздно.
Мне хотелось дать ему подзатыльник, но я побоялся, что он свалится в воду. К тому же я знал, спорить с ним бесполезно. Ну не создан он для спокойной жизни. Ему необходимо создавать вокруг себя беспокойство. А потом в этом беспокойстве ловить русалок на червей.
– Мы нароем, мы нароем, – опять запел Алешка. – Нас ведь трое, нас ведь трое!
– Откуда трое? Папу посчитал?
– Нет, – Алешка повернулся ко мне задумчивым лицом. – Максимыча. Этого колдуна из подвала.
– Команду собираешь? – мне стало смешно. – Из колдунов, домовых, русалок... Сказок наслушался.
– Лучше туда-сюда, чем как все.
Объяснил...
Папа приехал поздно. Не только озабоченный, но и уставший. После ужина он сказал:
– Вы погуляйте, а я у телевизора подремлю. Трудный был день. А у вас?
– Нормальный, – успокоил его Алешка. – С нечистой силой познакомились. Со всякими баенными. Но еще не со всеми.
– Продолжайте, – сказал папа, усаживаясь в кресло. – Только на улице, ладно? – И он включил телевизор. – Кстати, а «баенный» – это что за зверь?
– Домовой вроде. Но только он в бане живет. Кипятком шпарит.
– А почему тогда не банный?
– Банный – это веник, – со знанием дела объяснил Алешка. Хотя в бане он ни разу в жизни не был. И наверняка уверен, что березовые веники в парилке – это что-то вроде сурового наказания. – А баенный – это...
– Говорил уже. – Папа зевнул. – Пока.
– Сейчас эта Муму опять заворчит «туда-сюда», – шепнул мне Алешка, когда мы спускались на первый этаж.
Не знаю почему, но Алешка очень часто называл Кистинтина то Герасимом, то Муму. Может, потому, что он был очень похож на дворника с музейной фотографии.
Но Муму не заворчала. Кистинтин, похрапывая, спал на своем рабочем месте. Живой воды напился.
– Давай ключи поснимаем, – предложил Алешка, – и где-нибудь спрячем.
– Зачем?
– А чтоб ему попало. Чтоб не спал на работе.
– Не пойдет, – возразил я. – Археологи придут с работы, а ключей нет.
– Жаль. – Алешка заметно огорчился. – Мне этот Кистинтин почему-то не нравится.
Мы вышли на улицу, и нас сразу охватил теплый и душистый летний вечер. И очень тихий, непривычно как-то. Не слышно ни машин, ни людей, ни музыки. И коз тоже не слышно. А над Б. Липовой поднималась круглая желтая луна. В ее свете городок казался таинственным и загадочным. Как сотни лет назад. Словно опять настало время домовых и колдунов с ведьмами.
– Ты думаешь, папа телевизор смотрит? – неожиданно спросил Алешка. – Он нас прогнал, чтобы по телефону секретно поговорить. – И мечтательно протянул: – Я бы подслушал.
А я бы нет. В такой волшебный вечер хорошо посидеть на лавочке у калитки старого дома и посмотреть, как все выше взбирается в небо красивая луна. И послушать, как иногда попискивают в гнездышках птицы – им ведь тоже, наверное, что-нибудь снится. Червячки, например, мухи. Или кошки.
– Размечтался? – прервал мои лирические мысли Алешка. – Пошли в эту самую «ца Пари». А то как полночь приблизится...
– В полночь я под одеялом буду, – решительно отрезал я.
– Как получится, – буркнул Алешка. – Пошли.
Старый отель в свете луны выглядел соответственно – загадочно и мрачно. Облупленные стены, черные провалы окон. Да там еще и подвал какой-то, с призраками повешенных утопленников.
– Не бойся, – весело сказал Алешка, – я сам боюсь.
И тут в дальнем окне первого этажа вспыхнул легкий дрожащий огонек. Мы разом отскочили к дереву, спрятались за его ствол, замерли.
Огонек подрожал на месте, а потом двинулся вдоль окон. Появляясь то в одном из них, то в другом, по очереди. Приближался к нам. Казалось, что внутри дома, как бы по длинному, во весь фасад, коридору, кто-то идет со слабым фонариком или со свечой.
Стало не только страшновато, но еще и интересно. Мы подобрались поближе. И увидели, что в доме, от окна к окну, и правда, неторопливо идет человек, держа перед собой свечу.
Он был большой и сильно пузатый. Он шел, задумчиво опустив голову почти что на свой круглый живот, заложив руки за спину...
Как – заложив?! Я даже подпрыгнул. Руки за спиной, а свеча... А свеча неспешно плывет перед ним, и чуть колеблется язычок ее огонька.
– Колдун! – шепнул мне Алешка. – Во дает!
Я Алешкиного восторга не разделял. Я был, как писали в старинных романах, во власти липкого страха. Похожего на ужас. Хотя, в общем-то, ничего ужасного не произошло.
Свеча погасла возле дверей подъезда. Послышался скрежет ключа в замке, дверь распахнулась, вышел из дома большой пузатый человек. Совсем не страшный. Он опять вставил ключ в скважину, теперь с
