был неиссякаемым, а скорее всего большинство из них он на ходу придумывал или подгонял к месту и обстановке так, что от смеха не мог устоять никто. По виду ему нельзя было дать семнадцать, а по документам значилось, что родился в июле 1924-го года.
На марше, в перерывах между песнями, затевались политические дискуссии о причинах успехов немецкой армии, возможности реставрации капитализма в Советском Союзе и другим актуальным в то время вопросам. На все эти и многие другие вопросы горячо, аргументированно и довольно убедительно отвечал Рома Бройтман - высокий и стройный парень с вьющейся рыжеватой причёской и красивыми голубыми глазами. Он был убеждённым антифашистом, не допускал «поворота истории в обратную сторону» и нисколько не сомневался в том, что в ближайшее время немцы будут изгнаны с советской земли. Свои убеждения он подкреплял философскими и историческими доводами, математическими рассчетами, чем препирал к стенке своих оппонентов и выходил победителем во всех таких диспутах.
В этой приятной компании мы с аппетитом пообедали и не заметили как пробежало отведенное на отдых время. С этого привала и началась дружба «неразлучной семёрки», как прозвали нас вскоре в отряде. Мы действительно были неразлучны и в походе, и в труде, и на отдыхе. Взаимопомощь и взаимовыручка друзей облегчали трудную походную жизнь, разгоняли печаль, подымали настроение и вселяли уверенность в возможность выжить в этой трудной, непредсказуемой жизни.
Первый день большого пути на восток был особенно трудным. Потому ли, что он был первым и мы ещё не привыкли к походным условиям, потому ли что он был необычно жарким, даже для июля, а может быть потому, что свежи ещё были в памяти минуты прощания с родными и близкими, ещё звучали в ушах их рыдания, стояли в глазах их слёзы.
22
Во избежание больших потерь при бомбёжках и обстрелах, маршрут колонны предусматривал движение в обход больших городов и даже райцентров. Мы шли на восток по степной местности, вблизи небольших рек и озёр, а привалы и ночёвки устраивали, как правило, возле колхозов и совхозов.
Июль стоял в том году жаркий и каждый следующий день казался горячее предыдущего. С каждым днём преодолевать нужное расстояние и заданный ритм движения становилось всё труднее. Николай Иванович, начальник нашего отряда, пытался убедить командира колонны капитана Колесникова сократить длину дневных маршей хотя бы на десять километров, но тот наотрез отказался, ссылаясь на приказ военкома и опасность быть настигнутыми немецкими войсками. Выбор оставался один: либо мы найдём в себе силы уходить в тыл в заданном ритме, либо окажемся на оккупированной территории. Единственное на что согласился капитан, это изменить расписание режима ходьбы и отдыха. Нас теперь подымали в пять часов утра, и мы могли до полуденной жары пройти около тридцати километров, затем мы имели трёхчасовой отдых, а когда солнце начинало садиться, мы шли ещё несколько часов до завершения заданного маршрута.
Вначале казалось, что такой режим лучше, но со временем мы убедились, что и от него радости мало. Трудно было подыматься в пять утра и ещё труднее было продолжать маршрут после обеда.
Всё больше проблем было с питанием. Прокормить тысячу молодых парней - задача не из лёгких. Если молока и овощей можно было раздобыть в колхозах и совхозах, а в хлебе нам не отказывали женщины украинских сёл и деревень, то сваренной пищи и мяса мы почти не видели. Были такие дни, что и хлеба не хватало.
Часто над нами пролетали немецкие самолёты. Слышны были разрывы сброшенных ими поблизости бомб. Бомбили вокзалы, заводы, склады, дороги и просто скопления людей.
Как ни старались мы двигаться скрытно, используя для укрытия леса, лощины и избегая больших дорог, немцы всё-же заметили колонну. Уже на третий день маршрута мы впервые подверглись бомбёжке. Немецкий бомбардировщик, покружив над нами и подобрав мишени, сбросил несколько бомб. Хоть мы и рассредоточились по команде «Воздух» и как могли прижались к земле, оберегаясь от осколков, несколько ребят получили ранения, а двоих, из соседнего отряда пришлось оставить в медпункте ближайшего колхоза для отправки в больницу. Их раны оказались тяжёлыми и оставаться в колонне они не могли.
Когда немецкие истребители безнаказанно пролетали над нами, а в небе мы ещё ни разу не видели советских самолётов, невольно возникал вопрос: где же наши военно-воздушные силы, которые летают выше, дальше и быстрее всех?
После первой бомбёжки, Боря и Женя раздобыли в каком-то колхозе несколько лопат и раздали их нам для окапывания на случай очередных налётов. Хоть мы и обрезали им черенки, лопаты прибавили вес к нашей амуниции и мы это не могли не почувствовать на марше, но зато высоко оценили их пользу при следующем налёте. Пока самолёты разворачивались, мы успели выкопать себе укрытие, что спасло нас от осколков и пуль при бомбёжке и обстреле.
С каждым днём увеличивались наши потери. Приходилось оставлять раненых и больных у местных жителей, в сельских медпунктах для оказания помощи и отправки в тыл. Больных было больше чем раненых. У некоторых опухли ноги и они не могли дальше двигаться, у других проявились различные заболевания желудка и внутренних органов, а кое-кто и симулировал болезнь, чтобы остаться и избежать изнурительной и опасной дороги в неизвестность.
Нередкими стали и побеги. Бежали в намерении вернуться домой, а некоторые убегали в сёла, где рассчитывали на приют у местных жителей. Нужно сказать, что не было ни одного случая бегства среди еврейских ребят. Они понимали, что им некуда бежать. Даже в случаях ранений и болезней, они отказывались оставаться в украинских сёлах и просили оставить их в отряде. Им оказывали возможную помощь, перевязывали раны, кормили таблетками и они двигались дальше, превозмогая боль и страдания.
После первой недели марша в нашем отряде осталось только семьдесят ребят из ста. В других отрядах потери были не меньшими.
Наша семёрка пока сохранилась в прежнем составе. Как и другие, мы страдали от жары, усталости и голода, но преодолевали эти и другие беды как-то легче других. У Жени Ладубо и Миши Гольдштейна были котелки и мы в них кипятили воду, а когда удавалось раздобыть картошку или какую-нибудь крупу, варили на всех обед или ужин. Случалось иногда и рыбу поймать на самодельную удочку и тогда наш стол был просто праздничным. Приспособились варить сахарную свеклу. Она хоть и была ещё неспелой и небольшой по размеру, но казалась нам очень вкусной.
Признанным лидером в нашей группы был, конечно, Боря и его советы и предложения принимались нами, как руководство к действию. Его первым помощником был Женя Ладубо, с мнением которого Боря очень считался. Они заботились о питании и отдыхе всей группы, оберегали нас от опасностей, создавали оптимистический настрой. Несмотря на то, что мы не упускали случая окунуться в любой речушке, спасаясь от жары, Боря устраивал походную баню не реже одного раза в неделю, разогревая воду на костре в вёдрах от молока. Запас мыла ещё сохранился с Немирова. Тогда же устраивались и примитивные постирушки белья.
Каждый из нас старался чем-нибудь помочь Боре и Жене. Нередко по вечерам мы уходили в рейд по копке картошки, свеклы или сбору овощей и фруктов.
Николай Иванович приводил всем в пример нашу группу и наш опыт стали распространять и в нашем и в других отрядах.
Как не уставали мы к вечеру, а перед сном всё-же находили время отвести душу за песней, анекдотом или непринуждённой беседой на разные темы. И тут уже в полной мере проявлялись музыкальные способности Наума и Иосифа, расскрывались талант Миши повеселить компанию острым анекдотом и познания Ромы в истории, обществознании или диалектическом материализме.
Приходилось и мне не раз рассказывать о событиях в мире, используя сравнительно свежие газеты, которые Женя доставал у местных жителей или в колхозных ленкомнатах. Зная эрудицию Ромы Бройтмана и его способности к проведению диспутов на политическую тематику, я не сразу решился на это, но, когда об этом попросил Женя, я согласился и мои рассказы пришлись по вкусу ребятам. Оказалось, что Рома незаменим в диспутах, когда нужно что-то доказывать или о чём-то поспорить, а проводить беседы не в его
