Первым был экзамен по физике. К моему удивлению, я помнил этот курс из программы 8-го класса и мне не стоило больших трудов подготовить ответы на все вопросы, включённые в билеты. Только по некоторым вопросам, которые мне были не известны из школьной программы, понадобилась Рувина помощь. Для верности я попросил его проверить мои знания по экзаменационным билетам, и тот подтвердил готовность к экзамену. В итоге я получил первую отличную отметку в моей зачётной книжке.
Радости не было предела. С большим вдохновением я взялся за подготовку к экзамену по математике. Оказалось, что высшая математика на первом курсе не такая уже и сложная и, с помощью Рувы, я без большого труда одолел программный материал. Мои знания были оценены высшим балом и профессор зафиксировал это в зачётке.
Третьим по расписанию был экзамен по химии. Здесь в большей мере сказалось отсутствие 10-го класса и особенности предмета. За отведенные на подготовку три дня я не сумел в полной мере освоить и запомнить весь материал и мои знания были объективно оценены балом 4 (хорошо).
На начертательную геометрию отводилось только два дня на подготовку и я, естественно, и не пытался за это время изучить этот довольно сложный предмет. По совету Рувы я обратился к Выдрину с просьбой об отсрочке экзамена. Он поздравил меня с успехами в учёбе и с пониманием отнёсся к моей просьбе.
С учётом отсрочки очередного экзамена я имел целую неделю на подготовку к сдаче геологии, что имело решающее значение в освоении сложного материала. Даниил Осипович, который редко кому ставил высшую отметку по своему предмету, вывел в моей зачётке чёткими буквами «Отлично» и пожал мне руку в придачу.
Этот день мы с Рувкой отметили праздничным ужином. Вместо привычной мамалыги сварили дорогую рисовую кашу, купили на углу нашего общежития варёную сахарную свеклу и отоварили в магазине сахарные купоны подсолнечной халвой. Мы наслаждались необычными блюдами и с удовольствием пили зелёный чай со сладкой, вкусной халвой.
Это был важный день в моей постармейской биографии. Моё пребывание в институте не вызывало больше никаких сомнений.
59
Шёл 1943-й год. Его начало было отмечено важными победами на Советско-германском фронте. После многомесячных тяжёлых и изнурительных боёв, стоивших жизни многим тысячам советских солдат и офицеров, наши войска перешли в наступление под Сталинградом, окружили и пленили трёхсоттысячную армию генерал-фельдмаршала Паулюса и двинулись на запад, освобождая сотни городов и сёл, оккупированных немецко-фашистскими войсками.
Немцы бежали, оставляя на поле боя грозную боевую технику и трупы солдат своего «доблестного» войска.
Победа под Сталинградом была и по масштабам и по значимости наиболее важным событием в Великой Отечественной войне советского народа с немецко- фашистскими захватчиками. Даже разгром немцев под Москвой в декабре 1941-го года не может ни в какой мере быть сравнимым с поражением гитлеровских войск на Волге. Это был поворотный пункт в ходе не только Отечественной, но и всей Второй мировой войны. В это же время была прорвана блокада Ленинграда и совершено ряд наступательных операций на других участках фронта.
Меня очень беспокоило отсутствие писем от Сёмы, находящегося в Сталинграде. Почти ежедневно я отправлял ему письма, которые оставались безответными.
Какова же была моя радость, когда в конце февраля я получил одновременно несколько писем и денежный перевод от него. Он жаловался, что долго не получал моих писем и не знал моего адреса. Вероятно какое-то время, когда наши войска были плотным вражеским кольцом прижаты к Волге, почта не поступала туда и оттуда.
Сёма радовался победе и не терял надежду на скорую встречу со всей нашей семьёй.
Я написал ему подробное письмо о жизни в Коканде, учёбе и возможной реэвакуации института в Грозный.
Наша переписка возобновилась и я всё в большей мере стал ощущать не только моральную, но и материальную поддержку Сёмы. В Коканд, с небольшими перерывами прибыли денежные переводы на сумму около десяти тысяч рублей.
Конечно, когда буханка хлеба на рынке стоила сто рублей, это не было очень значительной суммой, но с учётом того, что моя стипендия была тогда всего 270 рублей, это была весомая материальная поддержка, которая уберегла меня от голода и позволила купить необходимую одежду и обувь.
Студенческая жизнь в Коканде была не лёгкой. Учились в тесноте, лекции слушали и конспектировали, в основном, стоя, в лабораториях и кабинетах не было необходимого оборудования, материалов и принадлежностей.
В столовой нас кормили обедом, который состоял из жидкого супа без мяса и каши почти без жира.
Правда, в отдельной комнате для инвалидов войны было чище, чем в общем зале, столы были накрыты салфетками, а на второе давали пшённую кашу с американским яичным порошком. Эту комнату обслуживала официантка Лида - миловидная девушка только что окончившая среднюю школу, со светлыми волосами и голубыми глазами.
Не знаю чем я приглянулся Лиде, но она всегда подавала мне суп погуще и каши побольше, чем в обычной порции. Иногда она приносила мне небольшой свёрток, где было, обычно, несколько кусочков хлеба, намазанного маслом или пару яиц, а иногда даже кусок колбасы из продуктов, которыми кормили профессоров в отдельном зале по их литерным карточкам. Наверное, Лида догадывалась, что студенческого обеда было явно недостаточно, чтобы сытно поесть.
Я так и не знаю, что было причиной такого отношения Лиды ко мне. То ли одно сострадание и жалость, то ли ещё были какие-то чувства, но я старался не выяснять этого, памятуя мои отношения с Аннушкой, которые я был не в силах окончательно выяснить или расторгнуть.
В столовой мы только обедали, а завтракали и ужинали в общежитии. Готовили на примусе или на костре во дворе дома. Ужин обычно состоял из жидкой каши из кукурузной муки и чая без сахара, а на завтрак был чай с кусочком хлеба, который с трудом удавалось сохранить из дневного пайка.
И тем не менее я был доволен студенческой жизнью. Я уходил ежедневно из института с новым багажом знаний, полученным за день. Мне было приятно сознавать, что все они легко воспринимаются мною и что пробел в моей учёбе и длительный перерыв в ней постепенно восполняются полученными знаниями на лекциях и чтением книг в библиотеке.
Многому я обязан был Фан-Юнгу. Он сам был жадным на знания, отдавая учёбе всё свободное время, и меня вовлекал в эти занятия.
Летнюю сессию я сдал без единой четвёрки, а после всех экзаменов ликвидировал и хвост по начертательной геометрии. Это был первый и последний хвост за все годы учёбы.
Летом объявили о возвращении института в Грозный. В связи с этим была отменена летняя геологическая практика, о которой так часто говорил Даниил Осипович и которую с большим нетерпением ждал мой друг Рувка.
Для реэвакуации нефтяного института и нефтяного техникума был выделен целый эшелон из двадцати товарных вагонов. Этого было достаточно для погрузки всего институтского имущества, отправки профессорско-преподавательского состава с семьями и желающих учиться в Грозном студентов. Некоторые студенты отказывались ехать и переводились в другие ВУЗы, находящиеся в то время в Коканде, в частности, в Московский химико-технологический институт имени Менделеева.
Большинство же студентов, в их числе и я с Рувкой, согласились поехать в Грозный. О своём решении я написал Сёме, пообещав ему из Грозного сообщить свой новый адрес.
В день отъезда на вокзале, где производилась погрузка имущества института и техникума, а также посадка отъезжающих студентов, сотрудников и преподавателей было необычно многолюдно. Провожающих
