И зажглось мое сердце, и так закричало, горя:«Разве ты — отомщенье? Иль ты — воздаянье, заря?Знал я много услад, видел нежные очи, бывало,Я лампады имел, озарявшие ночи, бывало.Но те ночи ушли, тех лампад мне не видится свет;Их как будто бы не было, нет их уж более, нет!Так ужаль мою грудь, ты, мне бывшая сладким напитком,Ты, что нежила сердце, предай меня сладостным пыткам.На несветлого сердцем направь свой безжалостный меч,Ведь того, кто сожжен, без труда можно пламенем жечь!»Так не мог удержать я ни горького плача, ни стона,И кровавые слезы заря полила с небосклона.И сгорел светлый день от моей беспросветной тоски.Ключ светила замерз, и холодные сжал я виски.Но хоть яд я вкушал, небеса мои ведали муки,И ночная змея светлый камень мне бросила в руки.И когда растворился я в светлом сиянье зари,Я забыл обо всем и услышал: «Душой воспари!»Те, чьи взоры могли многоцветной достичь колыбели,Света больше, чем зори, принять в свои души сумели.Как бесславны твои беспросветные ночи! ОгнемИм гореть со стыда перед новым ликующим днем.Я постиг эту ночь, я постиг этой ночи призванье,Мне в моем постиженье мое помогало познанье.Ткань завесы безмолвия! Мир одиночества — ночь!А свеча — наше зренье. Нам сумрак дано превозмочь.Розы страстных ночей, их душистый джуляб и алоэ —Многих раненных в сердце беда и мучение злое.То, что благом ты счел, то, чему оказал ты почет,—Было только преддверьем той ночи, которая ждет.Кто во тьме, что чернее, чем негр, провлачил свои годы,Ржою тот изъязвлен, все нутро ему съели невзгоды.Но зарей, что к свече так влеклась, как любой мотылек,Свет свечи заблестел, и к прозренью меня он повлек.Так возьми же свечу, хоть она угрожает ожогом.Светоч взял Низами. Этот светоч вещает о многом.
Речь первая — о сотворении человека
До поры, как любовь не явила дыханье свое,В бездне небытия не могло засиять бытие.Но счастливец великий в своей непостижной отчизнеЗахотел бытия, и завесы раздвинул он жизни.Он был сыном[92] последним воздушных, летучих пери,Первым сыном людским в озарении первой зари.Получил он от неба халифства величье, но следомСвой утратил он стяг.[93] После снова пришел он к победам.«Он творцом был научен». О, сколько в нем чистого есть!