Но душа вырывалась из тесной оправы. И лужайки никто уж не смог бы найти, Где бы странник сумел отдохнуть на пути. Если боль и страданье содействуют смерти, Это — воля судьбы благодетельной, верьте. Горло смертному жмет столь неистово рок, Что торопит измученный гибели срок. Каждый врач размышлял об ознобе, о боли, Но ведь врач ведал то, что он ведал, — не боле. Ведь лампаде, когда жизни канул и след, Даже масло и то причинило бы вред. «Ведь больные плоды — слову мудрых я внемлю — Чуть притронутся к ним — упадают на землю». Исцеленье несет многим страждущим врач, Но, леча обреченных, не знает удач! В девять сфер устремляющий мудрые взоры Стал на них наводить звездочетов приборы. Он померкшей нашел основную звезду. Звезды счастья ушли: все вещало беду. То сплетение звезд, что так дивно блистало, К гороскопу царя благосклонным не стало. Увидав, как черта вещих знаков течет, Побледнел и от страха застыл звездочет. В руки зеркало взял Повелитель, желая Поглядеть, что свершила судьба его злая. Он узрел худобу. Он узрел, что, спеша К краю мира, от плоти бежала душа. Стыла медленно кровь, стало немощным тело. Изогнуть кипарис что, скажи, захотело? Дух из тела бежал, в тьму недужного мча. Царь заплакал, как плачет, сгорая, свеча. И призвал он друзей. G тяжким роком не споря, Им он молвил, исполненный скорби и горя: «Мой корабль испытал волн крутящихся власть, Лютый змей растворил ненасытную пасть. Властный глас призывал, звал подняться с привала: То судьба Искендеру веленье давала. Надо мной небеса плыли тихой рекой, — И в горах и в степях мне давали покой. Но теперь небеса мраком черным затмило, И луна мне грозит, и дневное светило. Мне бороться невмочь: на меня, на раба, Ополчилась, идет грозным войском судьба. Что свершу? Злое небо, в неистовстве рьяном, Мой венец уловляет поспешным арканом. Подойди, казначей, нужно денег царю. Может статься, я взяткою муки смирю. Подойди, меченосец: мечом своим ярым, Может статься, с мучительным справлюсь я жаром,
