Если был этот мир не для всех скоротечным,Ты стенай и рыданьем рыдай бесконечным.Но ведь не жил никто бесконечные дни.Что ж рыдать! Всех усопших, о мать, вспомяни.Если все ж поминальной предаться ты скорбиПожелаешь, ты стан свой в печали не горби,А в обширном чертоге, где правил Хосрой,С угощеньями царскими стол ты накрой.И, созвавши гостей во дворце озаренном,Ты, пред яствами сидя, скажи приглашенным,—Пусть вкушают всё то, что на этом столе,Те, у коих нет близких, лежащих в земле.Ты взгляни: если есть все безгорестно стали,—Обо мне, о родная, предайся печали.На, увидев, что яства отвергли они,—О лежащем в земле ты печаль отгони,Обо мне не горюй, подошел я к пределу.К своему возвращайся печальному делу.Можно долго по жизни брести дорогой,В должный срок все ж о камень споткнешься ногой.Срок назначен для всех. Мать, подумай-ка строго:Десять лет иль сто десять, — различья немного!Мчусь я в восемь садов[487]. Бестревожною будь!Дверь к блаженству — с ключом и со светочем путь.Почему не предаться мне радостной доле?Почему не воссесть мне на вечном престоле?Почему не стремиться мне к месту охот,Где ни тучи, ни пыли, ни бед, ни невзгод?Пусть, когда я уйду из прекрасного дома,Будет всем, в нем оставшимся, грусть незнакома.Пусть, когда мой Шебдиз в звездной выси края?Поспешит, — мой привет к вам домчится, друзья!Волей звезд я унесся из тесной ограды.Быть свободным, как я, будьте, смертные, рады!»Царь письмо запечатал и в милый свой крайОтослал и забылся: направился в рай.В ночь до самой зари все стенал он от боли,Днем страдал Венценосец все боле и боле.Снова ночь. В черный саван простор облачен.Небосвод — под попоною черною слон.Солнце лик свой, укрытый за мрака краями,Стало с горестным стоном царапать ногтями.Звезды ногти остригли в печали, — и мглаВ серебристых ногтях над землей потекла.Царь свой лик опустил; царь склонился на локти,И вдавила луна в лик свой горестный ногти.Всю полночную мглу тканью сделать смогли.Чьи-то руки, и мгла скрыла плечи земли.Яд смертельный, добытый из глотки Денеба,
