Не то, что в светлый лик ее взглянуть, — Не смеем это имя помянуть. Кто красоты ее видал венец, Тот, говорят, на свете не жилец… Михин-Бану полна забот о ней, Навек ей дав приют в душе своей. Отраду в жизни находя одну, Лишь для нее живет Михин-Бану. А о труде своем что скажем мы? Арык ведем в гранитном кряже мы. Кряж с запада к востоку наклонен, Источник оросил восточный склон. Вода его свежа и так сладка, — Мертвец воскреснет даже от глотка! Туда, всю свиту вкруг себя собрав, Царевна приезжает для забав. Порою эта гурия пиры Устраивает в том конце горы. На западе ее дворец стоит, Необычайной красоты на вид. Дворцу под стать — окрестность хороша; Как дивный рай, вся местность хороша. Макушкою в заоблачный атлас Там горная вершина вознеслась. Ах, видно, нет и рая без беды: Ни капли на вершине нет воды! Однако, по сужденью знатоков, Исход из положения таков: Пробить арык — и из ручья тогда На запад, мол, поднимется вода. Но от дворца живительный ручей Течет, увы, за десять ягачей! Вот их наметка. Мы по ней арык Должны пробить — и вверх пустить родник. Но здесь, как видишь сам, все сплошь — гранит; Тишой долбишь, киркою бьешь гранит, — Они его, однако, не берут… Замучил, погубил нас этот труд! Мы поломали все тиши, кирки: Тут юноши на вид — как старики, Все потеряли даже вид людей, В три года сотни три пробив локтей. Не только мало жизни нам одной, Но если б жить нам столько, сколько Ной, И то нам этот не пробить арык, — Столь непосилен труд и столь велик! Начальников мы убедить хотим, — Что наши доводы и просьбы им!..» Их повести печальной внял Фархад, За них страдая, застонал Фархад:
