«Бонавентуры» – Джо Мерсера и Конрада Эйкена с их эпитафиями – у Мерсера об ангелах, которые воспоют нам после смерти, и у Эйкена о зыбкости бытия и неопределенности хода событий. Дэнни Хэнсфорду теперь придется прокладывать свой посмертный путь самостоятельно – Минерва умыла руки, по крайней мере, на какое-то время.
Когда мы вернулись в лодку, Минерва немного успокоилась.
– Я оставлю его пока одного, пусть поволнуется, что упустил свой шанс попасть на небо. Когда я приду в следующий раз, он очень обрадуется. Я принесу ему виски и чертов шнурок и дам ему еще один шанс. Ничего, он постепенно отступится от мистера Джима. Точно. Я отправлю его на небеса, и он перестанет смеяться надо мной. Мы еще подружимся, и он даст мне счастливые числа, чтобы я могла выиграть хоть немного денег.
Меньше, чем через месяц, утром четырнадцатого января 1990 года Джим Уильямс спустился вниз накормить кошку и заварить себе чай. Он поставил чашку на стол, потянулся за газетой и в этот момент упал и умер.
Весть о внезапной смерти Уильямса в возрасте пятидесяти девяти лет породила массу слухов о том, что он либо был убит, либо умер от передозировки лекарств. Однако, судебно-медицинский эксперт опроверг эти слухи, заявив, что никаких признаков насилия или злоупотребления лекарствами или наркотиками не найдено и смерть наступила от какой-то естественной причины – скорее всего, от сердечного приступа. После вскрытия эксперт уточнил, что смерть наступила от острой пневмонии. После этого на мельнице слухов родился новый домысел: Уильямс был болен СПИДом. Однако, до самой смерти у него не наблюдалось никаких признаков нездоровья. Всего за несколько часов до кончины он присутствовал на вечеринке, где был весел и бодр.
Минерва, естественно, имела свой взгляд на то, что случилось.
– Это точно сделал мальчик, – говорила она.
В смерти Уильямса была одна деталь, которая могла служить зловещим подтверждением мрачным словам Минервы. Джим умер у себя в кабинете, в том самом помещении, где был убит Дэнни Хэнсфорд. Уильямса нашли лежащим на ковре возле стола, на том самом месте, где его настигли бы пули Хэнсфорда, успей тот и в самом деле выстрелить в ту ночь восемь лет назад.
Глава XXX
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Через два дня после похорон Уильямса я нанес визит его матери и сестре, чтобы выразить свое соболезнование. Выходя из Мерсер-хауз, я услышал цоканье копыт, и в следующую минуту к дому подъехала коляска, в которой сидели три туриста. С тротуара я слышал, как женщина-гид начала рассказывать, что этот дом был построен генералом Хью Мерсером во время Гражданской войны, что в доме прошло детство Джонни Мерсера и что в свое время Жаклин Онассис хотела купить дом за два миллиона долларов. К этим россказням гид добавила, что прошлой весной возле Мерсер-хауз снимался фильм «Слава». Однако, гид не сказала ни слова ни о Джиме Уильямсе, ни о Дэнни Хэнсфорде, ни о беспрецедентном судебном процессе, который столь долго держал в напряжении весь город. Туристы покинут Саванну через несколько часов, очарованные изяществом этого города-сада, но не узнав ни одной тайны, которые прячутся под зелеными лужайками и красивыми строениями.
Я тоже был очарован Саванной. Однако, прожив в ней с небольшими перерывами восемь лет, я сумел немного разобраться в причинах отчуждения Саванны от внешнего мира. Отчасти это объясняется гордостью. Присутствует и безразличие, замешенное на надменности. Но за всем этим кроется один, самый главный мотив: сохранить тот образ жизни, которому со всех сторон угрожают опасности. Именно по этой причине Саванна отказала в гостеприимстве фонду «Пруденшл», штаб-квартира которого обосновалась после этого в Джексонвилле (это было в пятидесятые годы). Именно по этой причине Саванна не приняла у себя Всеамериканский фестиваль Джана Карло Менотти «Сполето» в семидесятые годы (фестиваль обретается ныне в Чарлстоне). Саванна не интересуется тем, что происходит за ее пределами. Никакого восторга не вызывает у местных жителей современная культура, самые яркие представители которой, такие как Эрик Клэптон, Стинг, Джордж Карлин и Глэдис Найт, выступали в Саванне в полупустых залах.
Саванна с презрением отвергала всех своих заезжих поклонников – как градостроителей, носившихся с проектами переустройства города, так и людей, переезжавших в Саванну (Мэри Харти назвала их мешочниками от Гуччи) и начинавших предлагать планы улучшения и усовершенствования городской жизни. Саванна сопротивлялась этим людям так, словно это был генерал Уильям Текумсе Шерман. Иногда, чтобы защититься, на дорогах выставляли каменные блоки, в других случаях рассказывали туристам то, что им только и положено было знать. Саванна всегда была милостива к приезжим и чужакам, но сохраняла иммунитет к их достоинствам. Она никогда ничего так не хотела, как того, чтобы ее оставили в покое.
Время от времени я вспоминал, что говорила мне в первый день моего пребывания в Саванне Мэри Харти: «Мы не любим перемен, а хотим оставаться такими, какие мы есть!» Я не представлял, насколько глубоко укоренен это взгляд, пока не стал свидетелем одного случая, прожив в Саванне довольно долгое время. Коммерческая палата наняла на стороне группу консультантов для изучения социального и экономического положения Саванны. К своему докладу специалисты приложили протокол опроса самых видных и уважаемых граждан Саванны о том, каким они видят свой город через пять, десять и пятнадцать лет. Никто из респондентов, как выяснилось, никогда в жизни не задумывался над этими проблемами.
Мне кажется, что сопротивление новшествам – это дар свыше, охраняющий Саванну. Город погружен в себя, отключившись от шумов и развлечений большого мира. Он и
Примечания
1
Выигрышная с точки зрения архитектуры воображаемая линия расположения построек.
2
Новый богатый. Обычно относится к выскочкам, разбогатевшим на спекуляциях, (фр.) – Здесь и далее прим. перев.
3
Новая кухня (фр).
4
