не рискну выйти на сцену в короне!
Шабли уставилась на Берта горящими темными глазами.
– Ну ладно, Шабли, – примирительно заговорил он, – если ты…
– Моя проблема заключается в том, – не слушая его, продолжала Шабли, – что я работаю на человека, который воображает, будто делает мне одолжение, позволяя блистать на своей сцене. Он думает, я получаю удовольствие от того, что надеваю женские платья и трясу задом, и что мне не надо за это платить. Так вот что я тебе на это скажу: бывают моменты, когда мне не хочется надевать платья и делать макияж. Но я прихожу сюда и делаю все это, потому что это моя работа, которая дает мне средства к существованию. И вот что еще я тебе скажу: это чертовски трудная работа – все время быть женщиной!
– Шабли, – перебил ее Берт. – Ты не права. Ты же знаешь, для меня ты все равно, что член семьи.
Она вздохнула, уперла руку в бедро и сардонически улыбнулась.
– Конечно, бэби, – тихо произнесла она. – Думаю, что именно поэтому ты повесил внизу объявление: «Вступительный взнос – пятнадцать долларов». Этот взнос берут только с черных, потому что они не могут быть гостями клуба, они могут быть только поденной рабочей силой. Они поденщики, и поэтому хозяин им иногда может и вовсе не платить. – Шабли сняла с вешалки остальные платья. – Прочь с дороги, сука. Этот член семьи возвращается домой!
Холл у дверей уборной был буквально забит народом. Шабли начала выбрасывать туда платье за платьем. – Держите их повыше, сладкие мои! Не рвите и не мните! Держите их над головами, детки! Выбросив последний туалет, Шабли повернулась к Берту. Он стоял, по-прежнему держа в руке серебристое платье из ламе.
– Не забудь о капкане, Берт, – повторила Шабли. – Тебе придется им воспользоваться, чтобы никто не увидел твой член, когда ты будешь надевать это платьице. Но если ты не хочешь этого делать, то, так и быть, я открою тебе еще один секрет – напяль на себя четыре пары колготок, и все смогут поклясться, что у тебя вместо члена настоящая киска!
Шабли бросила последнее платье Джули Рэй.
– Отлично, деловая мисс! – сказала она. – Я
С этими словами Шабли начала спускаться по лестнице, сопровождаемая каскадом сверкающих облаков расшитых немыслимыми блестками тканей. Шабли вломилась на танцплощадку. Следом за ней, словно пестрый китайский дракон, в бар вполз поезд ее платьев. К процессии присоединились танцующие, поддерживая руками развевающийся шатер из одежды. Шабли сияла от счастья.
– У-у-у-у, детки! – кричала она. – Хотела бы я, чтобы сейчас меня видела моя мама!
Шабли приплясывала, вертелась и трясла задом, платьеносцы не отставали, вереща и улюлюкая, а их предводительница повела свое войско через танцплощадку, мимо человека в бейсболке и объявления о пятнадцати долларах, на Конгресс-стрит.
На улице она, все еще приплясывая под музыку, повернула на восток, и пестрый длинный поезд послушно последовал за ней. Огни светофоров отражались в бесчисленных блестках и бисеринках, которые сверкали волшебным огнем в персиковых, красных, зеленых и белых облаках.
– Я же предупреждала тебя, мой сладкий, – крикнула Шабли, проходя мимо меня, – что тебе придется поездить, чтобы посмотреть на меня. Мейкон, Огаста, Атланта, Колумбия… Все знают Куколку, мой сладкий! Все знают Шабли!
Движение на Конгресс-стрит застопорилось, машины выстроились вслед процессии. В воздухе повисли гудки клаксонов, свист и крики – удивительная смесь добродушного веселья и ядреных насмешек. Автомобилисты, ставшие свидетелями этого спектакля, естественно, и не подозревали, что присутствуют при параде Великой Императрицы Саванны, которая демонстрировала всем каждый парик, каждое платье и каждый капкан из своего императорского гардероба. Шабли неистово махнула рукой своим поклонникам.
– Сестричка съезжает! – кричала она. – Да-а-а-а, сладкие мои! Мама переезжает! Я серьезно, мальчики!
Глава VIII
«МИЛАЯ ДЖОРДЖИЯ»
– Видит Бог, вы, янки, сделаны из какого-то другого теста, – с досадой сказал Джо Одом. – Мы выбиваемся из сил, чтобы наставить вас на путь истинный, и что из этого получается? Сначала вы заводите дружбу со всякой швалью вроде Лютера Дриггерса, который, как утверждает молва, скоро всех нас отравит, потом покупаете машину, в которой стыдно возить свиней на бойню, а теперь еще связались с негритянской стриптизершей. Как прикажете все это понимать?! Ваши мама и папа схватятся за голову, когда об этом узнают, и могу поручиться, что они во всем обвинят меня.
Произнося свою тираду, Джо сидел за столом в огромном складском помещении, коему вскоре предстояло стать пиано-баром «Милая Джорджия», где было решено воссоздать атмосферу девяностых годов прошлого века. Джо Одом являлся одновременно владельцем, президентом и главным исполнителем джазового трио. В данный момент он выписывал чеки и вручал их рабочим, заканчивающим отделку помещения. Плотник наводил последний глянец на дубовую стойку бара, сделанную в форме буквы U. В центре стойки, за перекладиной U, над пирамидой бутылок, высилась, встав на дыбы, деревянная белая лошадь, словно спрыгнувшая с карусели. Мэнди, совладелица бара и, по совместительству, главный вокалист, забравшись на стремянку, направляла свет прожектора на эстраду, посреди которой Джо, потягивая послеобеденный виски, выписывал счета.
Расставание Джо с баром «У Эммы» прошло совершенно полюбовно. Учитывая обстоятельства, можно даже сказать, что это был по-настоящему джентльменский поступок со стороны Джо. Дело в том, что как только кредиторы пронюхали о паевом участии Одома в пиано-баре Келли, они ринулись туда, как тараканы, из всех щелей, потрясая долговыми обязательствами и судебными повестками, подобно влиятельным клиентам лопнувшего банка. Джо стал обузой для Эммы и отказался от своей доли владения баром, взяв в аренду складское помещение на Бэй-стрит. При этом не было никакой уверенности, что кредиторы не придут по новому адресу, и, когда Джо спрашивали об этом, он только неопределенно пожимал плечами.
Но это было не все. Пока шла отделка помещения нового бара, Мэнди и Джо выселили из дома 101 по Оглторп-авеню за неуплату денег за аренду, что вовсе не повергло парочку в уныние – через несколько дней они переехали в белый деревянный дом на Пуласки-сквер, в нескольких кварталах от Оглторп-авеню.
