черные отнюдь не решали судьбы города. Деятельность «Альфы» сводилась к ежегодной регистрации чернокожих избирателей, изыскиванию средств на школьное образование и нескольким светским мероприятиям, служившим преддверием бала дебютанток.
Сам же бал явился детищем доктора Генри Кольера, гинеколога, который первым из негритянских врачей стал оперировать в госпитале Кэнддера. Идея бала родилась у него в сороковые годы, когда он прослышал о подобном опыте группы чернокожих бизнесменов из Техаса. Доктор поделился своими мыслями с товарищами по «Альфе», и те поддержали полезное начинание, согласившись его финансировать.
Доктор Кольер жил на бульваре Миллс-лейн, в нескольких милях к западу от центра. Свой дом он строил в пятидесятые годы, когда никто не отважился бы продать ему участок в белом анклаве Ардсли-парк. Дом представлял собой хаотичное нагромождение кирпичных пристроек, которые возводились на протяжении многих лет без всякого видимого плана. Скромный подъезд открывался в двухсветное фойе с большой винтовой лестницей и двухъярусным фонтаном в центре. Доктор Кольер, бодрый мужчина около семидесяти лет, тепло встретил меня и пригласил в комнату, примыкавшую к кухне, где мы пили кофе, а доктор с энтузиазмом рассказывал мне о своем любимом предмете – ежегодном бале дебютанток.
– Первый бал состоялся в тысяча девятьсот сорок пятом году, – говорил он. – Тогда мы представили пятерых девушек и разработали систему, которой придерживаемся до сих пор. Члены братства выставляют своих кандидаток, а мы проверяем, отвечают ли они нашим критериям. Девушки должны отличаться высокой нравственностью – это для нас самое важное. Они должны обязательно окончить с хорошими оценками среднюю школу. Мы непременно беседуем с их соседями, учителями и священниками тех церквей, в которые эти девушки ходят. Основанием для дисквалификации является твердо установленное плохое поведение кандидатки: она ушла из дома, часто посещает вечеринки и ночные клубы или имеет неприятности с полицией. Если девушка делала аборт, то она тоже автоматически исключается из списка кандидаток: После того, как ее кандидатура одобрена, девушка должна пройти то, что мы называем «Неделей очарования». В течение этого времени ее учат грациозно вести себя и уметь нравиться. Этим занимаются «алфавитки»… жены членов «Альфы», – пояснил доктор Кольер, заметив мой недоуменный взгляд.
Доктор Кольер открыл памятный фотоальбом.
– Это наш первый бал, – продолжал он. – Мы проводили его на Коконат-Гроув, в негритянском танцевальном зале. В те годы общественные здания были сегрегированны, и ни один отель не предоставил бы нам свое бальное помещение, а газеты вели себя так, словно нас не существовало вовсе. О нас писала только черная пресса. С интеграцией все изменилось. В шестьдесят пятом году мы представляли наших дебютанток в бальном зале старого отеля «Де Сото» – в том же зале, где не следующий день проводился бал «Котильон». С того времени «Саванна морнинг ньюс» впервые удостоила черных формами вежливого обращения – мистер, миссис и мисс, и начала публиковать списки дебютанток. Я не могу сказать, что мы достигли полного равенства с «Котильоном», конечно же, нет. На страницах светской хроники все время печатают отчеты обо всех мелких событиях, которые предшествуют балу «Котильон» – ленчах «мать и дочь», выездах на барбекю и пикниках с устрицами и всем прочем, но, когда мы предоставляем в газеты фотографии наших мероприятий, их не печатают. Однако… – доктор Кольер беспечно махнул рукой, – со временем придет и это.
Доктор Кольер продолжал с увлечением листать альбом – передо мной проходили год за годом. Приблизительно с семидесятого лица дебютанток начали темнеть. Это изменение совпало по времени с зарождением движения «Черная гордость», и члены «Альфы» смягчили требования к оттенку кожи.
Доктор Кольер продолжал переворачивать страницы.
– Знаете, – сказал он вдруг, – некоторые утверждают, что наш бал дебютанток – это точная копия бала «Котильон», и, конечно, эти люди правы. Но кое в чем наш бал лучше. Посмотрите-ка на этот снимок, для меня это прямо бальзам. – На снимке выступающие друг за другом девушки грациозно опирались своими левыми руками на правые руки сопровождающих их юношей. – Знаете, что они делают? – спросил доктор Кольер. – Они танцуют менуэт. В «Котильоне» этого не делают. – Доктор Кольер рассмеялся довольным, заливистым смехом. – Да, да, наши девушки танцуют менуэт!
– Но почему вы выбрали именно этот танец? – поинтересовался я.
Доктор Кольер воздел руки к небу и снова рассмеялся.
– Сам не знаю! Должно быть, я видел менуэт в кино, и танец запал мне в душу. Мы нанимаем струнный квартет, и он играет менуэт из моцартовского «Дон Жуана». Это целый спектакль! Я хочу пригласить вас на наш бал в качестве моего личного гостя, тогда вы все увидите своими глазами.
– Оооо,
Мне надо было приложить много усилий, чтобы вообразить более идиотский, faux pas,[23] чем появление на балу под руку с черным трансвеститом. Мне надо было быть незаметным, и я твердо решил идти один.
– Мне очень жаль, Шабли, – сказал я, – но, боюсь, что это невозможно.
Сама Шабли не видела ничего вопиющего в идее сопровождать меня на столь целомудренное событие, как бал дебютанток.
– Обещаю не вгонять тебя в краску, бэби, – умоляюще произнесла она. – Я не буду дергаться и неприлично танцевать. Никакого такого дерьма не будет. Клянусь. Весь вечер я буду Леди Шабли – только ради тебя, бэби. О, я никогда не была на настоящем балу. Возьми меня, возьми меня, возьми меня.
– Этот вопрос не обсуждается, – отрезал я. Шабли обиженно надула губки.
– Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что я недостойна водиться с этими чернозадыми задаваками.
– Так я вообще не думал, – возразил я, – но уж коль ты об этом заговорила, то должен сказать: из того, что я слышал, можно заключить – все дебютантки очень воспитанные молодые леди.
– Да ну? – Шабли лукаво посмотрела на меня. – И что это значит, да будет мне позволено спросить?
– Во-первых, никого из них не привлекали за мелкие кражи в магазинах.
– Значит, они очень ловко это делали и не попадались, мой сладкий. Хотя, конечно, они могут и не знать, где вообще находятся магазины. Я серьезно. Ты что, действительно хочешь убедить меня в том, что ни одна из этих двадцати пяти сучек ни разу не украла лифчик или пару колготок. Ну нет, на таких вещах
