Наверное, сказывалась ночь.
— Нашел Виту?
Ох как не хотелось ссориться! Но когда так спрашивают о твоей собственной жене…
— А тебе что за дело?! Если и нашел, тебе не покажу!
Зяблик ухмыльнулся. Нехорошо так ухмыльнулся, гаденько, как будто хотел сказать, что ему показывать не требуется — он и так все видел.
— Никого ты не нашел, Калинов! Чтобы здесь кого-то найти, его любить надо. А ты давно уже забыл, что это такое. Твоя любовь только в кровати и живет.
Калинов сжал кулаки, сделал шаг вперед, остановился.
Зяблик еще раз ухмыльнулся:
— Ну давай! Давай! Бей! Ты же у нас МУЖЧИНА!
Калинов замахнулся. Зяблик не опускал глаз, не зажмуривался. Смотрел с обреченностью, но без страха. И Калинов опустил руку: настоящее желание воевать так и не возникло. Это стало откровением. Еще вчера он вполне мог бы убить Зяблика, если бы обнаружил его в соседнем номере. Но с тех пор что-то произошло.
— И все? — сказал Зяблик. — Слабо!
Да сгинь ты, подумал Калинов. И Зяблик сгинул. Калинов оторопел. О Боже, подумал он, неужели мне возвращают волшебную палочку? Но за что?.. Неужели только за то, что я переспал сегодня с двумя девчонками?
Он представил себе джамп-кабину. Однако серый туман вокруг не сгустился. Если ему и возвратили волшебную палочку, то, видимо, лишь маленький ее кусочек. Или только на одно желание. И тут его осенило. А почему ты так рвешься отсюда, сказал он себе. Разве ты пришел сюда для того, чтобы при первой же возможности уйти? Хотя нет!.. Скорее так: разве тебя впустили для того, чтобы по первому же желанию выпустить? Вот только как там Марина?.. Ребята, конечно, найдут что соврать, но все-таки…
Он обернулся. Над ним нависало мрачное здание гостиницы. Сгинь, подумал он. Гостиница исчезла. Явись, подумал он. Гостиница возникла из небытия. Сгинь, снова пожелал он. Здания как не было.
— Джос! Явись!
— Чего надо? — сказал Джос. Он улыбался.
И Калинов тоже улыбнулся.
— Скажи мне, Джос… Зачем сегодняшняя ночь оказалась… такой, какой оказалась?
— Откуда я знаю? Наверное, ты хотел, чтобы она шла по этому сценарию. Спроси себя. А еще лучше — свою жену.
— Да как я могу ее спросить, если вы ее где-то прячете! — взорвался Калинов. — Сколько мне еще ходить по кругу за этой чертовой звездой?
— А ты не ходи по кругу. Иногда путь по лестнице ближе.
— Но где эта лестница? Я до сих пор не видел ни одной ее ступеньки!
— Иногда и постель является ступенькой, — сказал Джос. И исчез.
— Куда?! — взревел Калинов. — Джос! Явись!
Ни звука, ни шороха. Вокруг стоял безмолвный лес, а перед глазами сияла «Вифлеемская звезда», равнодушная, как труп.
— Ну нет, — сказал Калинов. — Больше я за тобой не пойду. Ты указатель для дураков, а я стал умным. Или хотя бы попытаюсь им стать.
Он сел на обочину и спустил ноги в сухую придорожную канаву.
Так что же изменилось со вчерашнего дня? — спросил он себя. Впрочем, нет… Не со вчерашнего, а с позавчерашнего. Прошлой ночью я из-за Виты сломал двери, а этой…
— Вита! — прошептал он. — Явись, пожалуйста!
— Я здесь, — сказала Вита-горничная.
— И я, — сказала Вита-официантка.
Он медленно поднялся на ноги, успокоил заколотившееся ни с того ни с сего сердце. Они стояли перед ним в тех самых блузках и юбках, которые он собственноручно содрал ночью с их горячих тел.
О Боже, сказал себе Калинов. Ты забыл, как выглядит сейчас твоя собственная жена. Теперь перед тобой все время будут эти двое. И неизвестно еще, чье желание их материализовало. Может быть, твое. И только твое!
Они смотрели на него серьезными зелеными глазами, источавшими любовь и обожание.
— Зачем вы остались со мной ночью?
— Ты муж, — сказала горничная.
— И ты хотел этого, — добавила официантка. — Разве можно было отказаться?
Калинов огляделся. Тепло, хорошо, за канавой травка сухая, мягкая.
А может, ЭТО и есть ключик, подумал он. Тот самый, что открывает все замки.
Он подхватил на руки горничную. Она закрыла глаза. Он перешагнул канаву и положил девушку на зеленый ковер. Потом шагнул обратно, подхватил вторую. Она глаз не закрыла. Он положил официантку рядом с горничной и начал расстегивать пуговицы ее белой блузки.
Как ни удивительно, но ключик сработал. Во всяком случае, когда чаша любви была снова испита на троих, Калинов пожелал. Тут же девочки исчезли, а вокруг него сгустился серый туман, и Калинов обнаружил себя в знакомой джамп-кабине. Карманы комбинезона оттопыривались оружием и приборами приятная, слегка забытая за дни метаний тяжесть. Он снял с головы защитный шлем и вышел из кабины.
Милбери оказался на месте. Удивленно посмотрел на шефа.
— Как это вы разбежались с Довгошеем?
Калинов развел руками.
— Он пошел к себе, — сказал Милбери.
Калинов опешил:
— Подожди-ка… А какой сегодня день?
Теперь опешил Милбери:
— Как это — какой день? Что с тобой, шеф? — Тут он заметил щетину на щеках Калинова, присвистнул: — Это что же получается?..
— Когда мы с Довгошеем отправились на задание? — оборвал его Калинов.
— Думаю, минут пятнадцать назад… Во всяком случае, и десяти минут не прошло, как Довгошей явился ко мне и доложил, что вы прыгнули, а он по неизвестной причине застрял.
Калинов плюхнулся в кресло, грохнул на пол шлем и облегченно вздохнул:
— Ну и слава Богу!
Однако, это что-то новое, подумал он. В Дримленде, помнится, время текло синхронно с земным.
— Куда тебя занесло? — спросил Милбери.
— Вряд ли я смогу объяснить…
— А почему Довгошей остался?
— Черт его знает! Похоже, туда пускают только меня…
— Дело «Нахтигаль» за номером два?
Калинов откровенно пожал плечами, потом сказал:
— Крылова, кажется, туда тоже пускают. Если не он и является главнокомандующим…
— Может, его все-таки задержать? — Милбери покусал сустав большого пальца на правой руке. — Чтоб не путался у тебя под ногами. По закону, на сорок восемь часов.
— Не надо, он должен играть свою роль. К тому же, ты его просто не найдешь.
— Найду! — сказал Милбери. — Я его под землей достану!
— Рэн! — проникновенно сказал Калинов. — Угомонись! И не ломай голову! Я ничего не могу тебе объяснить. Этим делом занимаюсь я один — и никто больше! Считай это приказом! В конце концов нынешнее дело можно расценивать как мое личное.
— Ничего себе! — В голосе Милбери зазвучала злость. — Похищение жены у работника твоего ранга… А впрочем, как знаешь!
Посидели, помолчали. Калинов встал:
