рыбы разговаривают, — но он встал и, недовольно ворча, побрел к машине: мало ли что? Шел он медленно, втайне надеясь, что, если звонят по какому-нибудь пустяковому поводу, то телефон замолчит прежде, чем он до него доберется. Но телефон не умолкал, и трубку пришлось взять.
— Ну? — неприветливо сказал он в трубку.
— Хрен гну, — немедленно откликнулась трубка голосом Мещерякова. — Ты куда провалился? В бега подался, что ли?
— Какие, к дьяволу, бега? От тебя спрячешься… Чего тебе надобно, старче? Генерала, наконец, дали?
— Пока нет. На складе красная тесьма кончилась, лампасы к брюкам никак не пришьют, так что задержка только за этим, — отшутился Мещеряков. — Вот видите, — сказал он куда-то в сторону, — я же вам говорил.
— С кем это ты там, полковник?
— С кем надо. Ты где, Илларион?
— На рыбалке. Рыбка плавает по дну, хрен поймаешь хоть одну.
— Слушай, — Мещеряков на секунду замялся, и эта заминка насторожила Иллариона, — тебя тут ищет один…
— Зачем?
— Это он пускай тебе сам скажет. Передать трубочку?
— Ну, передай. Тебе на месте виднее…
Мещеряков вместо ответа тяжело, протяжно вздохнул, и в следующее мгновение в трубке раздался другой голос, показавшийся Иллариону смутно знакомым.
— Алло.
— Алло, — не слишком ласково отозвался Илларион, которому этот странный звонок нравился все меньше с каждой минутой. — И что дальше?
— Это майор Гранкин.
— А-а, то-то я смотрю, что голос знакомый. Чем могу служить, майор?
— Мне нужно вас допросить. Вы сами приедете, или прислать за вами вертолет? Учтите, мы вас запеленговали, так что не пытайтесь скрыться.
Тон у майора был такой, что Илларион завелся с пол-оборота.
— Плевать я хотел на ваш пеленг, майор, — сказал он. — Там рядом с вами сидит полковник Мещеряков, спросите его, если мне не верите. Если будете разговаривать в подобном тоне, то вам придется изрядно попотеть, прежде чем вы убедитесь, что у вас руки коротки меня поймать. Я, конечно, приеду, зачем же вертолет впустую гонять… Только вы уж будьте добры, окажите мне ответную любезность: скажите, зачем это я вам так срочно понадобился?
— Для допроса, — сухо ответил Гранкин. — Это все, что я могу вам сейчас сказать. Сколько времени вам нужно на то, чтобы вернуться?
— Часа полтора, — сказал Илларион, — ну, два…
— Значит, через два часа встретимся у вас дома.
Учтите, если вас к этому времени не будет, я объявлю розыск.
— Фу ты, ну ты, — сказал Забродов. — Ладно, не кипятитесь. Еду.
Выключив телефон, он выругался и стал сворачивать палатку. Когда очередь дошла до удочек, он заметил, что одного поплавка не видно. На крючке сидел молодой окунек. Илларион осторожно извлек крючок и опустил окуня в воду.
— Плыви, дурак, — сказал он. — Твое счастье.
Он пошел к машине, борясь с неприятным ощущением, что сам, как окунь, сидит на крючке.
Возле поста ГАИ (Илларион никак не мог привыкнуть к новой аббревиатуре — ГИБДД, в ней ему чудился намек на погибель, гиблое дело и прочие неприятные вещи) за ним увязался неприметный потрепанный «форд». Илларион сделал пару ненужных поворотов и петель, но «форд» висел за спиной, как привязанная к собачьему хвосту консервная банка, и Забродов понял, что майор Гранкин решил взяться за него всерьез. Он никак не мог взять в толк, почему из всего многомиллионного населения столицы майор привязался именно к нему, и, несмотря на раздражение, решил не хулиганить и дать себя допросить, чтобы попутно узнать, что все-таки понадобилось от него настырному майору.
Ведя машину одной рукой, он взял с приборного щитка трубку и большим пальцем набрал номер.
— Мещеряков?
— Да.
Мещеряков отвечал коротко и односложно, и Илларион сразу понял, почему.
— У тебя что, опять совещание?
— Да.
— Этот долдон Гранкин уже ушел?
— Да.
— Черт возьми, какая увлекательная беседа. Слушай, ты не знаешь, что ему от меня надо? Что-то он развоевался не на шутку. Вертолеты какие-то, пеленги… Он это что, серьезно?
— Да.
— Ну что ты заладил, как попугай: «да, да»? Ты можешь толком объяснить, в чем дело?
— Нет.
— Ну вот, уже какое-то разнообразие. Хотя хрен редьки не слаще…
— Извините, — сказал Мещеряков в сторону. — Слушай, ты, клоун, яростно зашипел он в трубку. — Ты опять во что-то влип по самые уши. Если причастен к атому делу, лучше беги без оглядки.
— Да к какому делу?! — взорвался Илларион. — Что ты меня пугаешь неизвестно чем? Ни к чему я не причастен, успокойся, чумовой!
— Да? Ну, тогда у меня все, — нормальным голосом сказал Мещеряков и положил трубку.
Илларион пожал плечами, бросил телефон на соседнее сиденье и посмотрел в зеркало. Он стоял на светофоре, и замызганный «форд» торчал тут же, почти прижимаясь передним бампером к заднему бамперу «лендровера». Сквозь забрызганное стекло Забродов разглядел, что машина набита людьми под завязку — в ней сидели пять человек. Что бы ни пытался пришить ему Гранкин, это было, судя по всему, очень серьезно, и майор, похоже, был на все сто процентов уверен в собственной правоте.
— Долдон, — убежденно повторил Илларион, борясь с искушением рвануть через перекресток на красный свет и поиграть с ментами в догонялки — просто для того, чтобы сорвать злость. Секунду он размышлял над этой перспективой и пришел к прежнему выводу: лучше не хулиганить, а употребить время, оставшееся до встречи с майором, на то, чтобы хорошенько подумать.
Он законопослушно дождался смены сигналов и не спеша повел машину в сторону центра, время от времени проверяя, на месте ли «хвост», и безуспешно пытаясь думать. Беда была в том, что он решительно не видел за собой никаких прегрешений, из-за которых стоило бы заваривать всю эту кашу с пеленгаторами, вертолетами и почетным эскортом, который совершенно неприкрыто пытался его конвоировать. «Чертовня какая-то, — думал он. „Эскортируемый почетным эскортом на автомобиле „форд-эскорт“, подозреваемый двигался по городу“. Надо бы продать фразочку какой-нибудь газете, им понравится… А кстати, не мои ли знакомые из свободной прессы накатали на меня телегу? Забродов, мол, пихается локтями, ущемляя тем самым свободу слова… Или, к примеру, Старков решил все-таки дать мне по морде, только другим способом? Да ну, чепуха какая. При чем здесь тогда вертолет? Тоже мне, преступление — облаял литератора. Во всероссийский розыск мерзавца! Литераторы — цвет нации, и мы никому не позволим… Н-да. Вот тебе и поразмыслил».
Он свернул в знакомую арку и припарковал машину. Во дворе его встречали по всем правилам: здесь стояла черная «Волга», микроавтобус, возле которого курили какие-то серьезные люди в штатском, и «уазик» с омоновцами.
— Ни фига себе, — сказал Илларион, с трудом открыл изуродованную дверцу и вышел из машины, высоко задрав руки, как сдающийся в плен немец. Нихт шиссен! — жалобно воскликнул он. — Гитлер капут!
Угрюмые омоновцы дали ему понять, что его шуточки совершенно неуместны, распластав на капоте
