поразил царя царей: «А у этого кочевника натура настоящего господина».
— Вот так мы поступаем с теми, кто лжет нам, но ты не только солгал, чужеземец, ты самовольно присвоил себе священный титул, который дается лишь волею богов только избранным. Самозванцам мы не протыкаем каленым железом язык, а отрезаем нос и уши, а затем сажаем на кол перед дворцом. И сидит он на этом 'троне', пока не сгниет, пожираемый псами, птицами и мухами. Ну как, чужеземец?
— Слишком легкая смерть, великий царь, — хладнокровно ответил Зогак. — Если Сакесфар попадет мне в руки, он так дешево не отделается! Ну а уж если Томирис...
Зогак даже зажмурился от сладостного предвкушения. Камбиз рассмеялся.
— Как ты поступишь с царицей Томирис, мы не знаем, а вот как она поступит с тобой, — скоро узнаем. Ты ее подданный, и пусть она сама решит, что с тобой делать. Мы же говорим тебе: «Чужеземец, покинь наши владения, а даем тебе на это срок — четырнадцать дней. На пятнадцатый день, если ты окажешься в пределах нашей державы, ты будешь сидеть на колу без ушей и носа». Поспеши, чужеземец, ибо наша держава велика и обширна.
— Какая слепота! — сказал Зогак, выходя из дворца.
— Ты ошибаешься, чужеземец,— раздался звучный и приятный голос.
Зогак стремительно обернулся и увидел молодого красивого перса в богатых одеяниях.
— Беги и доложи своему царю о моих словах! — угрюмо процедил Зогак. — Что мне теперь бояться, когда я потерял то, что дороже жизни, — трон!
— Чтобы с тобой расправиться, мне не надо помощи моего царя, — рассмеялся перс. — Я Дарий, сын Гистаспа, Ахеменид!
— Сын сатрапа Маргианы?
— Да. И копьеносец царя царей. Но лучше поговорим о твоих словах. В чем ты видишь нашу слепоту?
— И ты еще спрашиваешь? Томирис погубила великого Кира. Она ваш враг, а я — ее, и враг смертельный! А значит, ваш друг...
— Друг? — засмеялся Дарий.
— Ладно, пусть не друг, но союзник. А вы вместо того, чтобы помочь мне и этим ослабить кровожадную волчицу, позволяете ей проглотить мое царство и усилиться вдвое. Разве это не слепота? Если она победила вас лишь со своими массагетами, то против объединенных сил тиграхаудов и массагетов вам и вовсе не устоять!
— Человек, который при жизни Рустама, великого воина и героя, сумел захватить его престол, не может быть глупцом, а поэтому затмение твоего рассудка я отношу к тому, что собственная беда застила твои глаза, и ты не можешь судить здраво. Это ты слеп! Что скрывать — Персия с содроганием ждала со дня на день вторжения страшной Томирис, победительницы самого Кира! Что могли мы противопоставить ей? В царстве неспокойно, лучшие сарбазы лежат мертвые в чужой степи. Вздох облегчения исторгся из груди ариев, когда Гобрий привез известие, что Томирис не собирается нападать на Персию. Так неужели ты думаешь, что ради тебя, слабого и бессильного изгнанника, мы пойдем войной на грозную царицу?
— Не пойдете. Но напрасно вы тешите себя обещанием этой волчицы. Ей было просто некогда — она помогала свекру захватить мой трон. Как только она увидела, что этот старик окреп и сам справится с остатками моих войск, она отозвала своих массагетов, а для чего? Не опасаясь тиграхаудов, она бросит свою армию на Омарга — царя хаомоваргов. Ну а после того, как она объединит всех саков... наступит ваша очередь. Вот когда вы горько пожалеете о том, что за спиной кровожадной царицы Томирис не стоит с остро наточенным акинаком Зогак со своими тиграхаудами, но будет уже поздно.
— Почему же ты не обрушил свой наточенный акинак на шею Томирис, когда она воевала с великим Киром?
— А потому, мой благородный Дарий, сын Гистаспа, Ахеменид, что был жив Рустам. Потому что тиграхауды не стали бы воевать против него, а скорее перешли бы на его сторону, усилив тем самым вдвое Томирис — проклятую и ненавистную, понятно?
— Ты уносишь в сердце обиду, а между тем ты должен быть благодарен моему царю. Я не ожидал от Камбиза такой мудрости и дальновидности...
Зогак кинул быстрый взгляд на Дария. Тот понятливо усмехнулся и продолжил:
— Я не боюсь твоего доноса, да и что он тебе даст? Ведь тебе никто не поверит. Ты гадаешь, почему я с тобой так откровенен? Я скажу. Твой пример заразителен, Зогак... Ха-ха-ха! Почему мне не может удасться то, что удалось тебе? Но это так... Мой повелитель поступил с тобой, вопреки ожиданию, очень предусмотрительно. Разве его остановило бы, что ты чей-то подданный? Он не хочет ссориться с Томирис и в то же время решил сохранить и тебя. Это разумно. Я бы поступил так же... Я помогу тебе, Зогак. Я дам тебе быстрых коней и письмо к Дадаршишу. Но не к сатрапу Бактрии персу Дадаршишу, а к сатрапу Армении — армину Дадаршишу. Он поможет тебе связаться с саками Сакоссены, а также добраться до... Амаги, царицы сарматов и смертельного врага Томирис.
— Ты сумел угадать мое самое сокровенное... И я хотел бы, чтобы и твои великие замыслы осуществились... А во мне ты найдешь верного... союзника. Я не забуду твоей помощи, Дарий, сын Гистаспа.
ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ СЛАВНОГО ФАРАОНА
Амасис рвал и метал.
— Проклятая баба! Ну что ей стоило пройтись разок со своими дикарями по землям персов? Ну потоптать как следует. Как хорошо было бы! Нет, эта проклятая царица думает тем местом, на котором сидит! — кричал фараон, узнав, что Камбиз двинулся со своей огромной армией к границам Египта и сейчас остановился в Иудее.
— Но и ты сам, царь, мог пройтись по Персии, когда Кир пошел воевать с этой бабой, — сказал командир спартанцев Архелай.
— А с кем? Мои египтяне разучились воевать, одна надежда, что, защищая свои дома и очаги, научатся. С вами? Вы, конечно, храбрые воины, но вас мало для персов. А потом, не в обиду будет сказано, вас бы перекупили со всеми потрохами, имея на руках казну Мидии, Лидии, Вавилона и прочих, прочих стран. А мне приходится вырывать из глоток моих подданных каждый талант, каждую драхму. Не везет! Проклятый Крез, с него все началось. Сунулся, не дождавшись меня и Набонида, под меч Кира, — и все пошло прахом. И этого дурака еще называют 'мудрым' — о людская слепота!
— Но, Ваше Величество, — проникновенно сказал Уджа-Гор-Рессент, — вы же сами разорвали долголетнюю дружбу с тираном Самоса, а он в отместку протянул руку дружбы Камбизу, и персы имеют теперь флот, которого у них не было...
Неожиданно Амасис развеселился.
— Дружба Поликрата и Камбиза меня утешает. Сказочное везение Поликрата должно окончиться ужасно, и пусть он в это время дружит с персидским царем, а не со мной, так как беда, которая его постигнет, должна коснуться и тех, кто его окружает и дружит с ним. Пусть будет Камбиз, а не я. Тебя, мой адмирал, беспокоят сто пятидесятивесельных триер Поликрата? Но у тебя же, мой адмирал, во много раз больше! Заблокируй флот Самоса. Не мешкая отправляйся на Кипр и действуй! А я направлюсь в Пелусию. Посмотрим, как это Камбиз со своими персами преодолеют пески Синая! Я так встречу обессиленных переходом персов, что они об этом долго помнить будут!
Возбудившийся Амасис вдруг побледнел, схватился за сердце, широко разевая рот сильно хватал ускользающий воздух, и начал медленно оседать. Встревоженные придворные бросились к фараону.
— Врача!!!
Поликрату, тирану Самоса, безумно везло. В молодости всего с пятнадцатью гоплитами он высадился
