После этих слов возбужденный Ширак, так и не испросив разрешения или согласия у Томирис, быстро вышел из шатра. Наступила удивленная тишина. Все с недоумением стали переглядываться между собой: что это было? Стараясь оправдать неслыханную дерзость Ширака, к которому Фархад относился всегда с приязнью, начальник 'бешеных' сказал:
— Все знают, что он дивона. Не гневись на отмеченного богами, царица, прости своего раба.
Томирис досадливо отмахнулась.
— Больше ко мне никого не впускай! Сначала расспроси! Я сама скоро дивоной стану!
— Где ты пропадал, беспутный развратник! — накинулась на Ширака Паризад, лишь только он показался в юрте.
Соскучившиеся дети гурьбой бросились к Шираку, и двухгодовалая Зарина пролепетала:
— Где ты пропадал, беспутный развратник?
Ширак расхохотался и подхватил ее на руки. Удивительно, но даже родные его дети, считая его своим товарищем, звали его по имени, а не отцом. Паризад продолжала свое ворчание, и под его аккомпанемент Ширак целовал и целовал детей. Он был неестественно возбужден и весел. Не обращая внимания на гурьбой повисших на него детей, он принялся тщательно натачивать свой нож. Попробовав на ноготь, он удовлетворенно хмыкнул и снова принялся шалить с детьми, не переставая их целовать. Паризад, хмуро наблюдая за Шираком, непримиримо обронила:
— Не раздаривай так щедро свои поцелуи, оставь и для своей ненаглядной Томирис.
Ширак от души рассмеялся, подошел близко к Паризад, обнял ее и крепко поцеловал ее в губы. Ширак уже ушел, а Паризад продолжала стоять с открытым от удивления ртом.
Когда Дарию доложили, что какой-то страшный человек требует, чтобы его провели к Дарию, Дарий сразу же согласился принять его. Дарий был позер, ему всегда хотелось произвести впечатление, хотелось, чтобы им все восхищались. И слова 'страшный человек' решили все дело — царь Персии не знает страха! Но когда ввели Ширака, он содрогнулся. Перед ним предстало окровавленное существо, тело которого было исполосовано плетью и изрезано ножом, он был без ушей и носа и вместо них зияли окровавленные раны, один глаз был выколот и все еще вытекал из глазницы. Дарий содрогнулся вовсе не потому, что был милосерден и его сердце дрогнуло от жалости, напротив, Дарий и сам любил жестоко расправляться с врагами, но этот обезображенный и гундосящий человек излучал столько ярости, что поистине был страшен.
— Говори! — коротко сказал Дарий.
— Ты видишь, светлый царь, как поступила со мной злодейка царица? Я табунщик Томирис, и ее коня задрали волки. Что я мог сделать, если был безоружен? Но все-таки я догнал одного волка и засек его плетью до смерти. Но царица в страшном гневе не стала ничего слушать и приказала своим 'бешеным' жестоко наказать меня. Когда меня, полуживого, притащили к ней, то она глянув на меня, хладнокровно приказала отрезать мне еще нос и уши и выколоть глаза. Даже 'бешеные' пожалели меня и оставили один глаз в целости. У меня кровь кипит от обиды! О-о-о, когда меня таким увидела любимая женщина,— она отвернулась от меня! Говорят, что ты лютый враг нашей царицы, тогда помоги мне отомстить за мои муки и обиды! О-о-о, помоги!!!
Ширак не говорил, а рычал, закончив, он упал на землю и в дикой ярости стал кататься, царапать землю, кричать дурным голосом, призывая гнев богов на своих обидчиков. Дарий очень внимательно смотрел на кочевника и слушал его стенания. Затем повелел поднять его с земли. После припадка Ширак не стал красивее.
— Так что ты хочешь, сак? — медленно, чеканя слова, спросил Дарий, сверля взглядом Ширака.
— Я хочу отомстить, светлый царь. Я проведу твое войско тайными тропами прямо в тыл царице, и ты истребишь все ее войско, не оставив ни одного в живых! — сказал, злобно ощерившись, Ширак.
О, как он старался быть естественным в своей наигранной ярости. Он понимал, что не должен совершить ни одной ошибки и заставить царя персов поверить ему. Ему помогала жгучая ненависть к своим врагам, она придавала его словам убедительную силу и страсть.
— Мы подумаем над твоими словами, сак, — сказал Дарий, продолжая сверлить сака глазами. — Иди, тебя обмоют, полечат и накормят.
— А когда же... — взревел Ширак.
Дарий, поморщившись, махнул рукой, и телохранители царя, подхватив Ширака под мышки, поволокли его к выходу, крепко держа, потому что неистовый сак, что-то гундося, старался вырваться из рук стражников.
Дарий был далеко не глупым человеком и поэтому навел справки об этом саке. Все сходилось: Ширак был табунщиком из аула царицы массагетов, притом, сообщили Дарию, что с головой у этого парня не все в порядке — дивона. Все говорило в пользу изуродованного пастуха, но все-таки червь сомнения точил царя персов. Ах, как он жалел, чтоЗогака нет рядом! Но он тут же себя одернул — разве какой-то маленький тиграхауд может быть умнее великого царя Дария, совершившего столько великих дел! И страстное желание поскорее покончить с царицей Томирис решило дело в пользу Ширака. Дарий рассуждал так: предположим, что сак подослан и заведет войско персов в западню. Так какое же войско надо иметь Томирис, чтобы окружить огромную армию Дария, а сражения-то как раз и жаждет сам царь персов! Дарий вспомнил о той ненависти, которая так и брызгала из глаз казненных подобным же образом мятежников: Фрады, Фравартиша, Вахъяздата, Арахи и других, которые, даже сидя на колу, хулили его, изрыгая проклятия. Конечно, Томирис поступила как настоящая госпожа, наказав нерадивого раба, но его ненавистью надо воспользоваться! О том, что Ширак мог изуродовать себя сам, Дарию и в голову не пришло.
Персы сбили ноги в кровь, шагая по твердому грунту такыров. Размеренно шагали высокомерные верблюды. Устав от жары и угнетающего единообразия пейзажа, Дарий пересел с коня в паланкин, но вскоре его стало слегка мутить от равномерной качки. Дарий приказал позвать к нему Ширака, который шагал впереди каравана персов, закрыв изуродованное лицо платком и глубоко надвинув островерхую войлочную шапку. Когда сак явился, Дарий его спросил:
— Сколько нам еще идти, сак?
— Еще два раза по столько, сколько мы прошли, светлый царь. И выйдем прямо с тыла к стану Томирис.
Что-то в голосе Ширака заставило Дария бросить быстрый испытующий взгляд на пастуха, но лицо было закрыто платком от роя назойливых мух, а единственный целый глаз спокойно выдержал взгляд персидского царя. Дарий отвернулся — на этого пастуха неприятно было смотреть. Прикинул: 'Прошли семь солнц. Значит, осталось еще четырнадцать'. Ширак, немного подождав и не дождавшись никакого указания от царя, медленно, словно ожидая, что его окликнут, направился на свое место впереди колонны персов. Ширак шел и клял себя: не надо произносить имени царицы! У меня дрогнул голос, и этот перс встрепенулся. Но я не могу его произносить с ненавистью. О боги, как я люблю Томирис!
Персы с отвращением смотрели на эту вымершую землю, наверное, проклятую самими богами. Появление шустрых круглоголовок вызвало какое-то оживление среди воинства. Персы провожали взглядом каждого ящера, чтобы как-то развлечься. Надо было соблюдать осторожность — шли по царству змей.
При появлении песчаных барханов воины Дария обрадовались — будет мягче для ног. Но радовались зря и очень скоро в этом убедились. Идти в песках оказалось еще труднее, чем шагать по твердым, как камень, такырам. Проваливающиеся ноги налились невероятной тяжестью, а раскаленные песчинки,
