пришел в себя, а утром меня повели на допрос.
Я сидел посредине комнаты на стуле, а руки у меня были за спиной в наручниках. В кабинете было трое: следователь, его помощник и секретарь. Следователь сидел прямо передо мной за столом, его помощник сидел на столе, стоящем сбоку, а секретарь стенографировал, находясь где-то позади меня. В комнате пахло канцелярской пылью, и от этого все окружающее как бы покрылось легким налетом бюрократизма. Вскоре в комнату вошел четвертый – он встал позади меня так, чтобы я его не видел.
Личность мою установили быстро, еще вчера. Они не допрашивали меня вчера потому, что, во-первых, я еще не совсем пришел в себя после отравления газом, а во-вторых, они всю ночь выясняли подробности моего необычного дела – следствие больше всего беспокоил вопрос об оружии, ибо просто так такую машину убийства, которую использовал я, нигде не достать. К моему удивлению, следователям даже понравилось, что я национальный герой. Уважение ко мне они не испытывали, – им нравилось проявлять свою власть надо мной.
– А где же адвокат? – спросил я.
– Будет тебе адвокат, но попозже, – с глумливой издевкой ответили мне. – Сначала мы поговорим с тобой так.
Им нравилось издеваться надо мной, и я это прекрасно видел. Повторюсь, но к моему героическому прошлому они не испытывали никакого уважения – они радовались тому, что сами, ничтожные по сравнению со мной, сейчас все-таки могут проявлять власть над таким человеком, как я. Эта парочка – следователь и его помощник – стала злить меня. Я быстро признался в совершенном преступлении, сообщив им, что убил из мести, из-за нанесенной мне раны в живот.
– Так, значит, ты так забеспокоился о своем животике, бедненький!
Помощник, а может быть второй следователь (кто его знает? Он не представился) издевался надо мной в открытую, а его начальник молча потворствовал этому. Я видел (но не глазами, конечно!), что протокол пишется с определенной, не в мою пользу корректировкой слов следователей.
А затем они накинулись на меня: 'Где оружие? Откуда взял? Куда положил? Кто дал?' Я сказал, что на вопросы о пистолете отвечать не буду.
Тот, четвертый, который стоял сзади, вышел и встал передо мной. В этот момент секретарь вышел. Я понял, что сейчас меня будут бить – у стоящего передо мной на голове был шлем с непрозрачным стеклом, так что лица его не было видно, а в руках у него была дубинка.
– Ну, так где оружие?! – вновь крикнул второй следователь.
– Не скажу, – ответил я.
– Ты так беспокоишься о своем животе, что ради этого ты пошел на преступление! А ну-ка, сделай ему массаж! – с радостью в голосе приказал он.
Меня ударили в живот дубинкой, один раз, но сильно. Этот, в шлеме, отошел в сторону и стоял там с видом киногероя, поигрывая своим оружием.
Как им все это нравилось!
Я прекрасно осознавал то, что уже ступил на ту дорогу, которая все больше и больше отдаляет меня от всего остального человечества, а потому чувствовал себя гораздо свободнее – решение принято давно, еще вчера, после долгих размышлений, а значит, сегодня необходимо просто выполнить его. Мне нужен был этот удар в живот для очистки своей совести – как повод, чтобы нанести ответный удар, – и я нанес его!
Как только человек в шлеме ударил меня, так сразу же я вошел в мозг помощника и, найдя там некоторых его родственников, убил несколько человек из тех, кто попался мне первыми. Сделать это было легко – так же легко, как порвать лист бумаги. Следом за этим я заглянул в души всех четверых, заглянул так глубоко, что для меня не осталось в них никаких тайн, ибо я увидел все, что там находилось, – все, во всеобъемлющем значении этого слова, – врага надо знать в лицо, и теперь я знаю их, знаю о них все!
Тем временем мой организм пытался отдышаться и, наконец, ему это удалось сделать.
– Ну, что – ты понял все?! Будем и дальше играть в кошки-мышки или начнешь говорить? – спросил помощник.
– Начальник, отпусти домой своего помощника – у него сегодня трагический день, – ответил я.
Я видел себя со стороны – мое лицо имело спокойное деловое выражение. Такое же спокойное и уверенно-расслабленное лицо было у меня, когда я стрелял в того парня. Каменный взгляд, напряженное лицо, сжатые губы – нет, нет и еще раз нет – оставьте это лицо для кино – у меня было такое же лицо, как у человека, наливающего воду из кувшина в кружку, – и только такое.
– Ты что-то там сказал, козел, или мне послышалось, а?! – вновь нагрубил мне помощник.
Даже тогда мой арсенал был слишком велик для людей (а сейчас он стал еще больше), и горе тем, кто испытал на себе его действие! Смешная ситуации, смешная до боли, смешная до крови ситуация – слабый угрожает гораздо более сильному, не зная об этом! Я слегка заглянул в будущее и ответил:
– Давай подождем четырнадцать минут – тебе позвонят, и ты все узнаешь сам.
– Я что-то не понял, к чему ты клонишь, – вдруг сказал начальник, – объясни-ка нам и поподробнее.
– Через четырнадцать минут будет звонок сюда твоему помощнику. Точка, – отрезал я. – А через пятнадцать минут вы можете меня спрашивать о чем угодно, только спрашивать меня вы сами не захотите.
– Это угроза? Ты что, нам угрожаешь?! Да ты знаешь, что с тобой будет?! Ты, видимо, ничего не понял, но скоро поймешь! – вновь накинулся на меня помощник.
– Подожди, – оборвал следователь своего подчиненного, – давай его послушаем.
– Да что там слушать! – кричал тот. – Вправить ему мозги – и дело с концом!
– С этим всегда успеется… – а этого-то мы задели, – с удовольствием отметил начальник, – пусть пока поговорит, а мы послушаем.
– Ну, давай, объясняй, – повернулся ко мне помощник, – что ты там такое говорил.
– Я же сказал – терпеливо объяснял я, – сюда скоро позвонят. А сейчас я лучше расскажу вам об этом товарище, который любит размахивать дубинкой. Что вам рассказать: описать ли его лицо,назвать имя, фамилию или, быть может, раскрыть его душу?
В комнате воцарилось молчание.
– Давай про душу, – приказал следователь.
Я начал говорить, я рассказал о его взрослой жизни, причем выбирая глубоко личные воспоминания.
– Хватит, наверное, – прервал я свой рассказ на середине. – Я не сильно ошибся? – поинтересовался я.
– Откуда ты это все узнал? – ошеломленно спросил человек с дубинкой.
– Из твоей головы, из твоих мозгов, друг мой, – заулыбался я. – А теперь скажи, веришь ли ты мне в том, что я знаю твое имя и вижу твое лицо, пусть и скрытое шлемом?
– Да, ты это можешь, – согласился собеседник.
– Он, что, все верно угадал? – удивился следователь.
Человек в шлеме кивнул, затем подумал и сказал:
– Я больше не буду его бить.
– Ты что, испугался этого человека?
Тот, в шлеме, не ответил, кивнул и отвернулся; потом он отошел назад и сел где-то позади меня.
– Ну и дела, – протянул помощник, – и скоро мне позвонят?
– Скоро, скоро – не беспокойся, – ответил я, а затем начал учить их. – С людьми нужно обращаться по-людски, а не так, как вы: я сделал то, что считал нужным, вы делаете свое дело – наши пути пересеклись, но это не повод для неуважения и издевательств. Если бы вы уважали меня (а ведь я все-таки национальный герой, награжденный высокими наградами, и достоин хотя бы из-за этого простого уважения), то я не сделал бы то, что сделал. Если бы вы уважали меня, то не издевались бы и не приказывали бы своему подчиненному размахивать дубинкой. Вы оба – дешевки, а потому и расплачиваетесь не за то, что вы сделали, а за свою сущность!
– Так я дешевка!? – возмутился помощник.
Я не ответил. Он мне напоминал крупного рака, уверенно копающегося в мешке, шевелящего клешнями и усами. Рак уверен в себе, но он не знает, что хозяйка уже вскипятила кастрюлю воды, сейчас она возьмет
